Запутанная жизнь. Как грибы меняют мир, наше сознание и наше будущее

В 2018 году Кэссон и его команда провели химический анализ «пробок», которые гриб выращивает в покалеченных телах цикад. Они были поражены, обнаружив, что гриб вырабатывает катинон, амфетамин того же класса, что и мефедрон, легкий наркотик. В природе катинон встречается в листьях каты (Catha edulis), растения, выращиваемого в Африке на мысе Горн и на Ближнем Востоке именно ради его листьев. Их люди жуют уже много веков ради их стимулирующего действия. Нигде, кроме растений, катинон раньше не замечали. Еще удивительнее было присутствие в «пробках» псилоцибина, который доминировал среди всех обнаруженных соединений. Хотя чтобы испытать самое слабое его действие, пришлось бы съесть несколько сотен зараженных грибком цикад. Это удивительно, потому что массоспора относится к совершенно другому отделу грибного царства, она не родственна грибам, которые, как нам известно, производят псилоцибин; их разделяют сотни миллионов лет эволюции. Мало кто мог предположить, что псилоцибин проявится на такой дальней ветви грибного эволюционного древа и станет главным манипулятором в совершенно иной истории.

Чего конкретно сможет добиться массоспора, накачивая свои жертвы психоделиком и амфетамином? Исследователи предполагают, что эти наркотики участвуют в манипуляции насекомыми. Но как именно – неизвестно.

Описания ощущений от приема психоделиков зачатую пестрят упоминаниями гибридных существ, стоящих на перекрестье видов. Мифы и сказки также строятся на необычном поведении неизвестных науке животных – от оборотней и кентавров до сфинксов и химер. «Метаморфозы» Овидия – каталог трансформаций одного существа в другое; упоминается там и земля, где люди вырастали из омытого дождем гриба[18]. Во многих традиционных культурах считается, что составленные из разных видов создания действительно существуют и что границы между организмами подвижны и гибки.

Антрополог Эдуарду Вивейруш де Кастру сообщает, что шаманы коренных общин Амазонии верят, что могут временно поселиться в сознании и теле другого животного или растения. Юкагиры, населяющие Северо-Восточную Сибирь, как пишет антрополог Рейн Виллерслев, одеваются и ведут себя как лоси, когда охотятся на лосей.

Эти описания, кажется, выходят за рамки биологически возможного и редко воспринимаются серьезно в современных научных кругах. И все же изучение симбиоза проливает свет на тот факт, что жизнь во многих случаях представлена гибридными формами, такими как лишайники, составленные из нескольких различных организмов. И действительно, в какой-то степени все растения, грибы и животные, включая нас, существа составные. Клетки-эукариоты – тоже гибриды, и свои тела мы делим со множеством микроорганизмов, без которых не могли бы расти, совершать поступки и производить потомство – все то, что мы делаем сейчас. Возможно, многие из этих полезных для нас микроорганизмов заимствуют техники манипуляции у таких паразитов, как кордицепс однобокий. Все больше исследований связывают поведение животных с триллионами бактерий и грибов, живущих в кишечнике и вырабатывающих химические вещества, влияющие на нервную систему. Взаимодействие кишечных микробов и мозга, так называемая ось кишечник – мозг, имеет столько следствий, что родилась новая научная область – нейромикробиология. И все же манипулирующие сознанием грибы остаются самым ярким примером сложносоставных организмов. Выражаясь словами Хьюза, зараженный муравей – это «гриб, переодетый муравьем».

В рамках науки можно поискать смысл в такого рода сменах ипостаси. В своей работе «Расширенный фенотип» (Extended Phenotype) Ричард Докинз указывает на то, что гены не просто содержат инструкции для развития, но и задают некоторые типы поведения. Птичье гнездо – внешнее проявление генома птицы. Бобровая плотина – выражение генома бобра. А вот смертельная хватка муравья – проявление генома кордицепса однобокого. Посредством наследуемых типов поведения, утверждает Докинз, гены существа, или его фенотип, входят в мир.

Докинз проявил осторожность и наложил «строгие ограничительные требования» на идею расширенного фенотипа. Хотя это гипотетическая концепция, он не устает напоминать нам, что теория имеет строгие рамки. Существуют три условия, которые следует соблюдать, чтобы понятие фенотипа все же не слишком расширялось (если бобровая плотина – выражение бобрового генома, то что можно сказать о пруде, образовавшемся выше по течению от плотины, и рыбе в этом пруду, и?..).