Баки никогда не был с мужчинами, но знал, что они его привлекали. Он не знал, каково это — поцеловать кого-то и ощущать жёсткую щетину вместо гладкой щеки женщины, запустить руку под одежду и почувствовать грубую кожу вместо мягких изгибов, найти ниже выпуклость вместо влажного тепла, но просто представить, каково это будет, было достаточно, чтобы возбудиться. Он заменил безликое мужское тело Старком, и его член буквально подпрыгнул быстрее, чем солдат после команды генерала. Он не мог очароваться этими тёплыми шоколадными глазами, дерзкой улыбкой, ясной добротой и самоотверженностью, которые были присущи мужчине, и худым, но, очевидно, сильным телом.
А потом стыд наполнил его и он мгновенно оттолкнул мысли о Старке. Это произошло не потому, что он был мужчиной, и даже не потому, что он был любезен, предложив ему свой дом и шанс присоединиться к Мстителям, это было даже не остаточной виной от причастности к смерти родителей — это было из-за Питера.
Баки видел, как сильно паренёк любил Старка, и из-за этого пускать слюни на Тони казалось, не чем иным, как неуважением. Подросток не любил Баки — и на то были причины, а последнее, чего он хотел сейчас — ещё более ухудшать с ним отношения, добавляя элемент конкуренции. Он искренне надеялся, что он и Питер смогут стать друзьями, а не просто коллегами, и развивающаяся влюбленность в Старка мало этому поспособствует.
У Баки было много опыта в подавлении такого рода желаний, поэтому он знал, что был более чем способен удерживать своё влечение к Старку, надежно заперерев его в глубинах ума. У него были более важные задачи, чем соревноваться с кем бы то ни было (с кем, кто и так ему был не по зубам, что не добавляло веселья), поэтому нужно было просто сосредоточиться на этих вопросах. Кроме того, если требовалось выпустить немного пара, у него была очень способная рука, которая могла бы помочь. В виду его нарастающего возбуждения, он может начать прямо сейчас.
***
Тони проснулся, оказавшись завёрнутым в теплые объятия. Он приоткрыл один глаз и обнаружил, что прижался к твёрдой груди, его нос уткнулся во впадину выступающей ключицы, а щека была мокрой от слюней, оставшихся с ночи. Даже ещё не выпив утренний кофе ему не потребовалось много времени, чтобы вспомнить, что его разбудил от кошмара Питер, а затем он уговорил ребёнка не покидать его. Верный своему слову, Питер, как оказалось, остался на всю ночь.
Питер до сих пор спал, поэтому вместо того, чтобы паниковать по поводу абсолютно неуместного положения, в котором они находились, Тони просто воспользовался моментом, до конца насладившись им, поскольку маловероятно, что он снова получит шанс лежать так близко к парню. Он глубоко вдохнул, уловив запах чистой кожи и дешёвого, но будоражащего аромата дезодоранта, который использовал Паркер. Этот запах задерживался в мастерской после долгих часов совместной работы над проектом, когда Тони оставался один после ухода Питера. Он однажды увидел такой дезодорант в рюкзаке Питера и нехотя признал, что добавил несколько штук к списку продуктов, который получила Пятница. Он уверил себя, что это было лишь для того, чтобы Питер имел его здесь, в башне, если ему неожиданно придётся переночевать, но печальная (немного жуткая и жалкая) реальность заключалась в том, что он распылял запах на свою подушку, чтобы представлять, что засыпает рядом с мальчиком.
Длинная нога была неуклюже просунута между его коленями, и Тони благоговейно коснулся её кончиками пальцев, скользя вверх по сильному бедру и остановившись на бедренной кости. Он так сильно хотел взять это бедро, сжать его такой твёрдой хваткой, чтобы после этого следы виднелись ещё в течение нескольких часов, помечая парня как своего, но воздержался. Вместо этого он осторожно начал выпутываться из объятий, надеясь, что сможет ускользнуть, прежде чем Питер проснётся, чтобы спасти обоих от смущения в виду затруднительного положения. Он знал, что Питер не будет осуждать его за вызванную кошмаром паническую атаку — он всегда был понимающим и чутким, но наступило утро, они оба были здоровыми мужчинами, и обычно происходили определённые неудобные вещи, которые мешали встать с кровати в присутствии другого.