Заражение

— Я ведь чего зашёл-то… — Он вновь окинул Берёзова пристальным взглядом: — Ты как себя чувствуешь? В Жёлтую Зону не тянет? Обратно к Граве? Нет желания вернуться?

— Вернуться к Граве?! — удивился Иван. — Спасибо, дорогой друг, но что-то не хочется, — он улыбнулся, — как-то я не горю таким желанием. А что, должен?

— Всяко бывает, — туманно ответил Болт, — Грава та слишком сильная. Хоть и не в Красной Зоне, а редко кого отпускает, если довелось рядом с ней долго пробыть. Я знаю, тебя в медцентре три дня после того держали и никаких отклонений не нашли, я туда заходил. Но на всякий случай решил вот заглянуть в гости, убедиться, что ты в порядке. Как говаривала моя бабка Полина, ваша медицина не всё может разглядеть в свои микроскопы. Некоторые вещи нельзя увидеть глазами или пощупать приборами.

— Я даже и не задумывался об этом, — пожал плечами Берёзов, — честно говоря, вообще не помню, чтобы чувствовал какие-то призывы даже тогда, когда мы с тобой там ползали. Разве что пробежаться хотелось, да и то немного, так я тебе об этом говорил.

— Помню, — кивнул поисковик, — но здесь другое. Точнее, это того же поля ягода, но действует, только пока рядом с Гравой находишься. То, о чём я говорю, оно другое. Если бы тебя тянуло назад, ты бы понял. — Он облегчённо вздохнул и улыбнулся. — Стало быть, волноваться не о чем. Везучий ты, Туман!

Они ещё немного поговорили, и Болт ушёл. С того момента авторитет Берёзова на КПП стал и вовсе непререкаем, что его изрядно веселило. В остальном служба на внутренней нитке периметра особым разнообразием не отличалась. Частое патрулирование, постоянное наблюдение за границами Зелёной Зоны в оптику, снятие показаний приборов, стоящих на каждом посту охраны периметра, причём смысл этих загадочных данных зачастую могли понять только учёные, устанавливавшие приборные стойки. Единственным более-менее интересным занятием стало сопровождение проходящих мимо бронепоездов, суть которого была проста: бронепоезд идёт мимо, все сопровождают его взглядом. Вот и вся работа. Ловить сталкеров не приходилось, нелегалы для проникновения в Зоны выбирали гораздо более глухие места, выходя из района Ухты и огибая внешний периметр далеко с востока или запада.

Спокойствие нарушалось Выбросами, и сразу после их окончания наступало несколько напряжённых дней. Из Зоны начинало лезть мутировавшее зверьё, в основном мелочь: белки, куницы, лисы да птичьи стаи. Отстреливали их только в крайнем случае, так как обычно мутанты не уходили из Зоны надолго и через пару-тройку дней возвращались обратно. Реже появлялись волки, кабаны и лоси. Это уже была настоящая опасность, любой из подобных зверей в результате мутаций становился гораздо более живучим и предельно агрессивным. Загрызть, затоптать или пробить рогами грудь человеку такое существо могло запросто, и потому после Выброса патрули удваивались, хищное зверьё пытались отлавливать и отстреливать. Туши мутантов сдавались в научные лаборатории, заявок от которых всегда оказывалось больше, чем убитого зверья. Каждое караульное помещение имело рабочий компьютер, входящий в единую беспроводную сеть «Ареала», и в разделе запросов всегда можно было найти перечень заявок на образцы с номерами лабораторий и позывными ответственных за получение груза лиц. Берёзов от нечего делать ежедневно просматривал заявки. Самая первая в списке и вечно необработанная заявка была от лаборатории ЛП-32, желавшая получить все известные ареаловские формы жизни размерами крупнее насекомого, но требующая исключительно живые образцы. В графе заказчика стоял позывной «Лаванда». За всё время стажа на памяти Ивана никто не подошёл к мутировавшей твари ближе, чем на уверенный выстрел, и он сильно подозревал, что дела с исследованием живых форм идут у Лаванды не самым лучшим образом.

Он даже смог убедиться в этом лично. Через несколько часов после окончания третьего в его ареаловской карьере Выброса с наблюдательной вышки раздалась длинная пулемётная очередь и зазвучал сигнал тревоги. Охрана опрометью бросилась занимать огневые позиции, на ходу щёлкая предохранителями и лязгая затворными рамами, и уже через считанные секунды КПП замер, напряжённо вглядываясь в сторону Зоны через прорези прицелов. Там, за железнодорожным полотном, неуклюже переставляя ноги, брела одинокая человеческая фигура. Невысокий мужчина в вымазанном землёй старомодном чёрном костюме и изорванных бумажных туфлях двигался, словно плохо подвешенная марионетка, даже не ставя, а скорее втыкая ноги в землю. Безвольно болтающиеся, как плети, руки невпопад двигались, когда идущий спотыкался, наступая на камень или попадая ногой в рытвину.

— Бродяги! Как только забрались сюда? До ближайшего кладбища чёрт знает сколько! — чертыхнулся в эфире ближней связи начальник пропускного пункта. — Федя! — позвал он наблюдателя. — Сколько их там?

— Пока вижу только одного! — прошипел помехами голос дежурившего на вышке пулемётчика. — Я дал по нему очередь, думал отпугнуть. Но он не сворачивает! Прёт прямо на нас!