Заразные годы

— Смотрите! — шипит он. — Мне жаль бедолаг, которые верят в империю света. Уже ведь пытались — а вышел ГУЛАГ, и снова пытались — и вышло вот это… Здесь не о чем дальше вести разговор — верней получить эмигрантскую визу; в России работает только террор — бывает, что сверху, но можно и снизу… Не лезьте к народу, они не поймут. При первой возможности рот вам залепят. Здесь могут воздействовать бомба — и кнут; все прочие планы — бессмысленный лепет. Хотите менять — запишитесь ко мне, мы Новым Величьем зовемся отныне; хотите терпеть — оставайтесь вовне, на верном диване, на сытной чужбине, учитесь терпеть до скончания лет, в зловонном туманце, в распутице серой, и помните твердо, что выхода нет. Лубянка питается этою верой.

Вот это и помните: истинный враг — не злой силовик и не доблестный витязь, а этот шипучий, ослизлый червяк.

Они искушают.

А вы — не ведитесь.

Два бойца

Когда Боширов и Петров, друг друга запаля, травили, чтоб он был здоров, Сергея Скрипаля, а копы, черт их побери, валяли дурачка, — когда следили на двери флаконом «Новичка», осуществляя свой блицкриг, как повелела власть, — случилось им на краткий миг под камеры попасть. Теперь портреты этих двух, Британии грубя, Лавров высмеивает вслух, а лидер про себя, — но это признаки Суда, почти его финал. Я их не видел никогда, но тотчас же узнал: и эту выпуклую грудь, и впалое чело… Мы их не выдадим отнюдь. Ха-ха, еще чего! Ужели надо объяснять простейшую матчасть? Их можно выследить, заснять, распространить, проклясть, но не поймают этих двух ни мистер, ни мусьё. Как можно выдать русский дух? Почуять — да. И всё.

О, как я знаю этих двух! Так пахнет жизнь сама: дух ожиданий, дух разрух, и горя от ума! Как пахнет пеплом и золой, пустыней нежилой, где слева следователь злой, а справа тоже злой! Я узнаю всего верней, как на дверной скобе, их отпечатки на своей работе и судьбе. Да что там я — ничтожный прах, нагар большой свечи! Судьба Отчизны в их руках, растущих из (молчи). Два вечных друга, два бойца в невидимой броне, побитых молью слегонца, но все еще вполне, — я узнавал их столько раз на всех своих путях, в сетях, раскинутых на нас, а также в соцсетях!

Два верных друга без имен, как водится в ЧК, Петров и Васечкин времен чекистского крючка, на вид обычная урла, однако, между тем, модель двуглавого орла, Евразия, тандем, — заметь, они всегда вдвоем, как слово и мотив, в дуальном облике своем Россию воплотив. Как тот Равшан — а с ним Джамшут, а может, русский Глеб; как щит и меч, «Король и шут», как лук и черный хлеб, как Чук и Гек, шафран и плов, стакан и полуштоф, еврейский Ильф и наш Петров (Петров! Везде Петров!). Бредут собянинской Москвой и горной Тебердой, крепки, как орган половой у особи младой, один с квадратной головой, другой же с бородой, несут флакон с водой живой и с мертвою водой.

Вперед, Боширов и Петров, герои смутных лет. Над вами Родины покров, за вами дымный след. Вас ждет гибридный вечный бой, его не завершить. Ваш долг — архангельской трубой планету оглушить и водрузить российский флаг на логовище змей, на наш сегодняшний Рейхстаг, где ждет Тереза Мэй.

Дуэльное

Исполняется на мотив «Хоть Бог и запретил дуэли».

Хоть Бог и запретил дуэли, — и вряд ли их введет режим, — но вы настолько… (надоели), что мы, пожалуй, разрешим. Друзья «Орленка» и «Зарницы» чтут офицерство лет с пяти; вы переходите границы — и мы готовы перейти. Раз вы по собственной же воле стремитесь к этакой беде, и если не хотите боле триумфа в собственном суде, и раз вы бьете наших деток, и ни один из вас досель не пострадал ни так, ни этак, — то почему бы не дуэль? Ведь даже Пушкин, русский гений, был боевит, что твой сармат; нужна лишь пара уточнений, чтоб представлять себе формат, а то ведь вызов неформальный. Задел Навальный вашу честь, но, так сказать, сидит Навальный. Выходит, вы хотите сесть? Хотя вы воинский начальник, и грудь в наградах от и до, и в карате отнюдь не чайник, и, разумеется, в дзюдо, — но раз вы вызвали сидельца, то, рассуждая по уму, чтоб изувечить это тельце, вам предстоит сойти к нему. Хотя бы ради поединка — сойдите к узникам на миг; ей-богу, славная картинка — глава Росгвардии средь них. Пусть против силы выйдет сила, пускай ответит, троглодит. А то выходит некрасиво: вы не сидите, он сидит…