Заразные годы

Короче, все теперь ремейк: труба пониже, дым пожиже. Наш модус нынешний таков — сплошной простор для балагуров: ремейк «Кубанских казаков», каким бы снял его Сокуров. Где некогда дымились щи — теперь вода с листом капусты. И декорации нищи, и диалоги безыскусны, и накрывается прокат, и всем пустые залы прочат, и палачи играют так, что жертвы им в лицо хохочут… Причины долго объяснять. Важней понять — без слез, без стона: ремейк чего сегодня снять, чтоб как-то выглядеть пристойно, чтоб видом этого кина дивить окрестную планету? Допустим, «Клятва»: ни хрена. Артиста нет, статистов нету, лишь рабство прежнее, на ять, но никакой Чиаурели не смог бы Сталина сваять из этой падали и прели. Чего б изысканней найти, чтоб интеллект, душа, свобода? Ремейк, допустим, «Девяти» тех дней из роммовского года — но где сегодня физик наш? Его, увы, не видно близко — есть только сколковский муляж и программисты в Сан-Франциско. «Кавказской пленницы» ремейк сегодня делать страшновато — нас превратят за это в стейк бойцы крутого шариата, поскольку там большой процент успешных в прошлом командиров, а на сааховский акцент, глядишь, обидится Кадыров… В истекшем, собственно, году имелся ряд поползновений устроить, к общему стыду, ремейк «Семнадцати мгновений», про все шпионские дела. Могла бы быть икона стиля, чтоб Чапман Штирлицем была и там по Родине грустила, — и я бы мог, забывши стыд, поверить в то, что Чапман — Штирлиц, но что по Родине грустит… Пардон, ребята, вы ошиблись.

Какой еще придумать фон для наших грустных опасений? Вот есть «Осенний марафон»: назвать его «Смартфон осенний» — и выдать, сохраняя дух, кино о новых блудодеях: как муж метался между двух и наконец послал обеих. Его и я сыграть бы мог, но нет: прокатчик смотрит хмуро. Тут политический намек увидит новая цензура. Вот если б он, могуч и лих, закончил бой души и тела, женившись сразу на двоих… Но это будет слишком смело.

Иные, радостно оря, хотят движухи и раскачки — ремейк, допустим, «Октября» иль, для начала, той же «Стачки». Добра не ищут от добра, порочить классику неловко — но для ремейка «Октября» нужна огромная массовка. Сегодня правда такова, что наш народ почти бесплотен — массовки сыщется едва на Триумфальной пара сотен, ОМОНа больше в десять раз: кулак и вот такая пачка… А что до «Стачки», так у нас уже давно, по сути, стачка: набрали воду в решето и носят с труженицким видом… Здесь не работает никто. Но вы не бойтесь, я не выдам. Здесь получился бы один — как мощный дуб среди поленниц — ремейк «Великий гражданин», точней, «Великий иждивенец». Уж коль мы ищем образцов, боюсь, на данной фазе цикла — у нас же цикл, в конце концов! — мы все живем в ремейке «Цирка»: герои, душу веселя и честно радуясь друг другу, «Мы едем, едем, вуаля!» — поют и носятся по кругу. Надежды сводятся к нулю, арену тихо подминая… Но я по-прежнему люблю тебя, страна моя родная, любовью верного сынка, который зол и неприкаян, хоть ты не так уж широка, и он уже не как хозяин. А я б еще в виду имел — прошу запомнить эту фразу, — что после «Цирка», например, была «Весна».

Хотя не сразу.

Люстрация

России нужна люстрация грузинского образца — согласен, хочу признаться я, впервые и до конца. Отлично они решили, по совести говоря. Начать бы с Саакашвили, как зама секретаря — хоть школьного комсомола, но это, как ни скажи, была неплохая школа насилья и мелкой лжи. А впрочем, боюсь соваться я в подробности их житья. России нужна люстрация — не ихняя, а своя. У нас без нее фрустрация, бессилье и свальный грех. Недавно была кастрация — но это же не для всех! Люстрация, всем люстрация: трепещет чекистский клан! Уже разработал, братцы, я ее пошаговый план.

Начнем с коммунистов мерзких, их отпрысков и родни — естественно, в бедах местных виновнее всех они. ГУЛАГ, коллективизация, войну — и ту пожурим. Люстрация, всем люстрация — покойникам и живым! Давая окрестным странам публичный урок стыда, пока убивать не станем — хоть стоило б, господа. Достаточно в массы ложь нести: гуманны мы и чисты. Введем лишь запрет на должности, профессии и посты.

Продолжим о девяностых с кровавою их борьбой: доныне зловонный хвост их таскаем мы за собой. Разруха, приватизация, поруганный русский дух… Люстрация, всем люстрация! Чубайсу — не жалко двух! С утра смеюсь, как обкуренный, представив такую месть Лужкову, его Батуриной (и ближним, сколько их есть), предавшим заветы Берии сотрудникам ВЧК — и всей петербургской мэрии эпохи А. Собчака.