Читаем Заре навстречу полностью

Заре навстречу

В романе рассказывается о последних месяцах героической жизни комиссара «Молодой гвардии» Виктора Третьякевича. Именно он, а не Олег Кошевой, был комиссаром комсомольской подпольной организации Краснодона. Но его судьба вдвойне трагична: он не только принял мученическую смерть, но и был посмертно оклеветан — назван предателем. Эта книга призвана восстановить славное имя Виктора Третьякевича.

Дмитрий Владимирович Щербинин

Историческая проза18+
<p>Дмитрий Владимирович Щербинин</p><p>Заре навстречу</p><p>От автора</p>

В этом романе я хотел бы рассказать о последних месяцах героической жизни комиссара «Молодой гвардии» Виктора Третьякевича.

Ведь именно Виктор Третьякевич, а не Олег Кошевой являлся комиссаром краснодонской «Молодой гвардии». Об этом вспоминали оставшиеся в живых молодогвардейцы: Георгий Арутюнянц, Анатолий Лопухов, Радий Юркин и член штаба «Молодой гвардии» Василий Левашов.

Судьба Виктора трагична. Он не только принял мученическую смерть у шурфа шахты № 5, но и был оклеветан — назван предателем. А в романе Фадеева «Молодая гвардия» его имени вовсе нет! Зато появляется вымышленная фигура предателя Евгения Стаховича, в котором многие увидели именно Виктора Третьякевича.

Но Виктор не был предателем. Именно он руководил «Молодой гвардией», и у него дома собирался штаб организации, у него осуществлялся приём новых борцов. Он выдержал тяжелейшие истязания в застенках гестапо, и до последнего вздоха остался верен Родине.

Впрочем, я должен отметить, что мой роман — это всё-таки художественное произведение. Т. е. многие композиционные детали, как то: описания природы или диалоги созданы моим воображением. Но всё же, в основе всего этого — реальные события, запечатлённые в архивных документах.

Надеюсь, своим трудом я хоть сколько-то поспособствую восстановлению славного имени Виктора Третьякевича в людских сердцах. Это часть нашей Истории, часть великого духовного наследия.

<p>Глава 1</p><p>Паньковский лес</p>

До Паньковского леса оставалось ещё двести, а, может и триста метров. Знойное южное солнце сильно палило, и раскалённый воздух подрагивал; сглаживая истинное расстояние.

И всё же в окружающей природе царили тишь да благодать: налившиеся за лето солнечной мощью травы и цветы источали приятное благоухание, а у горизонта примостились нежные и величественные, словно бы сошедшие с полотен мастеров Возрождения облачка.

Но совсем не так было у людей. Люди воевали. Шёл август 1942 года. И здесь, на юге Украины, неподалёку от реки Донца группа партизан наткнулась на большой разъезд полицаев.

Партизаны залегли среди стройных, выросших среди поля берёзок; а полицаи — постреливали из оврага.

Один партизан немного привстал, и тут же вражья пуля шарахнула — впилась в берёзовый ствол совсем рядом от его лица. Партизан повалился обратно в траву, обтёр выступивший на лбу темноватый пот и прошипел:

— А-а, черти — метко бьют…

Другой партизан неотрывно смотрел на стену Паньковского леса. О — эта живая стена, она бы их приютила, украла бы от ворогов, как было уже неоднократно.

Это был совсем молодой партизан: юноша с открытым, волевым лицом. Все его черты выражали внутреннюю огромную энергию, и желание сражаться до конца.

Даже и сейчас, в этих экстремальных условиях, он умудрялся оставаться аккуратным: одежда практически не была измята; под серым пиджаком белела чистая рубашка. Его густые, русые волосы были тщательно зачёсаны пробором направо.

Вот юноша отвернулся от леса, и несколькими ловкими, быстрыми движениями подполз к пожилому, широкоплечему мужчине, который залёг среди берёзок, и изредка (патроны надо было экономить), стрелял из автомата в сторону оврага.

Юноша произнёс тем приятным тоном, в которой интеллигентная глубина гармонично сочеталась с безудержным напором молодой жизни:

— Товарищ Яковенко, разрешите обратится…

Мужчина, не оборачиваясь, ответил:

— Да, Витя, разрешаю…

— Я думаю, до леса нам доползти не удастся. Там есть несколько голых мест без травы: полицаи всё равно нас заметят, и застреляют. Так что надо подавить их огневую точку.

— Правильно, Виктор…

— Товарищ Яковенко, разрешите я их…

— Что, Витя?

— Гранатами их. Только бы подползти незамеченным. Видите: здесь к большому оврагу, где «барбосы» залегли, идёт ещё маленький, неприметный овражец. Вот по нему я и проберусь… Иван Михайлович, прошу вас — доверьте мне это дело.

Командир отряда Иван Михайлович Яковенко быстро скосил на юношу свои внимательные, многое уже повидавших глаза, и молвил:

— Хорошо, Виктор, доверяю это дело тебе. Ты уж не подведи. Товарищи будут на тебя надеяться.

И позвал негромко:

— Эй, Алексенцев…

К нему обернулся совсем ещё молодой, худенький паренёк, почти мальчишка. Это был Юра Алексенцев. Ему недавно исполнилось шестнадцать лет.

Возле Юры в небольшой выемке среди трав лежал ящик с гранатами.

— Выдай Виктору пять штук, — приказал Яковенко.

Алексенцев по очереди вынул, и положил на траву пять гранат. Четыре из них Виктор разместил во внутренних карманах своего пиджака, а ещё одну — зажал в правой руке.

И Юра произнёс:

— Ну, Витя, ни пуха тебе ни пера…

— К чёрту, — сдержанно ответил Виктор, а затем медленно прокрался к началу того маленького овражка, который вёл к большому оврагу.

За его спиной тихо, словно шелест трав, прозвучал шёпотом одного из партизан:

— Третьякевич не подведёт.

* * *

В партизанский отряд Виктор Третьякевич пришёл вместе со своим старшим братом Михаилом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза