Заре навстречу

— Да. Будем верить, — ответил Витя, и слегка улыбнулся.

И, как впоследствии выяснилось, группа Литвинова действительно уцелела. Просто на них напали немцы, и они вынуждены были отступать. Тогда у них не было возможности пробиться к остальным частям отряда, и они ушли в другой район, где на хуторе Рогалик начали подбирать новых людей для борьбы. К концу ноября их численность уже составила 50 человек. Но этого Виктору не суждено было узнать…

А Надя Фесенко всё говорила ему:

— Главное — верить, что война закончится.

— Конечно, она закончится, — уверенно ответил Витя. — И я не сомневаюсь, чья будет победа. Ведь на нашей стороне та правда, которая составляет главную ценность всего миропорядка. Это — сама жизнь… Только бы побыстрее всё это закончилось!

И тут сзади раздался задрожавший от радости голос одного из партизан:

— Ну вот и вернулись. Наконец-то!

Они вышли в такое место, где среди тесно стоящих сосен примостились маленькие, неприметные, скреплённые из сучьев шалашики.

Это и была главная база партизан из Паньковского леса.

Глава 2 Отец

Навстречу вернувшимся, спешили несколько партизан, которые оставались здесь, охранять базу.

Среди них была Галя Серикова, которая возглавляла горком комсомола при партизанском отряде, и старший брат Вити, Михаил Третьякевич, которому уже исполнилось тридцать два года.

Кто-то из подоспевших товарищей спрашивал, нашли ли они группу Литвинова, но большинство, в их числе и Михаил — ничего не спрашивали, потому что уже видели, и понимали, что не нашли; а увидев трофейное оружие и раненого бойца, догадались, что была стычка с врагами.

Михаил сразу подошёл к Вите, и сказал:

— Отец пришёл…

* * *

Старший Третьякевич — Иосиф Кузьмич уже во второй раз приходил к партизанам, из города Ворошиловграда, куда его ещё в ноябре 1941 года перевёз вместе с матерью Анной Иосифовной из Краснодона Михаил Третьякевич.

Минула первая неделя оккупации, когда Михаил послал проворного паренька Юру Алексенцева в Ворошиловград на разведку, а помимо того — поручил ему зайти в дом к Кудрявцевым, и пригласить отца в отряд.

Во время первого визита Иосиф Кузьмич рассказывал, что враги начали водворять в городе свои порядки; грабят, рубят деревья, и, вроде бы, уже расстреляли кого-то из партийных работников и людей заподозренных в партизанщине.

И вот второй визит Иосифа Кузьмича.

Как только Витя увидел осунувшееся, напряжённое, и как будто даже потемневшее, словно бы выгоревшее изнутри лицо своего отца, так понял, что ждут их недобрые вести…

* * *

И всё же Витя был несказанно рад встрече с отцом, подошёл и крепко обнял его. Затем отстранился и, с обожанием вглядываясь в родное лицо, спросил:

— Ну, папа, как добрался?

Иосиф Кузьмич покачал головой и вымолвил устало:

— Плохо добрался. В Паньковке меня немцы задержали… Тут, впрочем, у меня к командиру вашему, Ивану Михайловичу, речь будет…

А командир отряда Иван Михайлович Яковенко уже и сам подошёл к ним, и крепко пожал руку Иосифа Кузьмича. Они уже хорошо друг друга знали, и долго во время первого визита Иосифа Кузьмича беседовали о войне, о международном положении, и о перспективах в дальнейшей жизни общества.

Разместились на двух мшистых, расположенных друг напротив друга брёвнах, в густой тени, от нескольких древних сосен. А поблизости мелодично звенел, выражая протест войне, родниковый ручеек, из которого партизаны брали себе воду.

Иосиф Кузьмич достал из кармана большую, но изящных форм трубку, которую держал при себе уже не один десяток лет. Наполнив её табаком, затянулся, и выпустив изо рта густое облако, произнёс:

— В Паньковке — большой отряд карателей. В основном — немцы, но есть среди них и наши предатели — полицаи. Вот из разговоров полицаев я и понял, что вся эта сила против вас, хлопчики, направляется. Крепко вы, видно, этих гадов припекли, и теперь уж они вас в покое не оставят. Это ж каратели…

Яковенко живо начал расспрашивать Иосифа Кузьмича: его интересовали все, даже, казалось бы, самые незначительные детали, которые заметил Иосиф Кузьмич.

Оказывается, привезли на специальной подводе миномёты, что было уже совсем скверно — могли начать обстрел Паньковского леса.

Иосиф Кузьмич рассказал и подробности своего недолгого ареста:

— Не знал, что в Панькове такая сила вражья. Не думал, что так придирчиво всех осматривают. Но вот подходят два фрица, а вместе с ними и наш дурень. Морда у него тупая, и видно, что доволен, и даже гордится чем-то. Идёт, пузо выпучил, а на пузе — автомат. Не иначе, хозяином всего мира себя почитает. И орёт голосом грубым, пропитым: «Эй, дед, куда прёшь?!». Я ж в его глаза бесстыжие смотрю, и отвечаю прямо: «На огород. Надо кое-что из овощей собрать, да внучку малому в город отнести». Ну и отпустили меня… Я ж действительно на огороды, которые на окраине хутора расположены, пробрался, и только там оглянулся — убедился, что никто за мной не следит; в балочку пробрался, и уж по ней, пригибаясь, до берега Донца дошёл. Там ещё раз оглянулся: не следит ли кто, ну и уж потом к вам переплыл…

Витя обратился к отцу со следующим вопросом: