Заре навстречу

— Ну а как сейчас у нас, в Ворошиловграде?

— Гестапо приехало, — поведал Иосиф Кузьмич. — Разместилось в здании НКВД, это у нас на Красной площади, и здание банка заняли. Тем, кто оружие не сдал, кто на регистрацию в полицейских участок не явился — сразу расстрелом грозят. Ну а ещё коммунистов да евреев выискивают; и уж понятно, какая участь таких людей ждёт…

— Ну а что же люди? — спросил Витя.

— А что ж люди, — вздохнул Иосиф Кузьмич. — Тут все по разному: кто в сарайчиках сидит, тоскует…

— Почему ж в сарайчиках? — поинтересовался Витя.

— Да потому, Витя, что у кого дома были получше, тех из них выгнали. Поселились там фрицы. Но хата Кудрявцевых, хоть и гостеприимна, хоть и просторна а, сам знаешь, не богата. Зашли туда, пошуровали, да и ушли… Ну, в общем, есть и такие Иуды, которые захватчикам рады, и уже успели пристроиться. В полицаю, знаете, живо набирают. Говорят, — от желающих отбоя нет, думают даже конкурс на эту должность устроить, и брать только по рекомендации…

— Даже и не верится, — мрачно проговорил Витя, и сжал кулаки.

* * *

Наступил вечер. И без того негромкие, всегда насторожённые разговоры партизан смолкли, а кое-кто, утомлённый дневными делами-волнениями уже и заснул.

И Паньковский лес замер: теперь не пели птицы, не кричали звери — казалось, что и сама природа дала партизанам возможность хорошенько выспаться.

Михаил Третьякевич ушёл в шалаш к Яковенко, где при свете лучины, склонившись над картой, шёпотом обсуждали дальнейшие операции…

Ну а Витя всё сидел рядом со своим отцом, и очень тихо, чтобы ненароком не потревожить кого-нибудь из спящих, задавал новые и новые вопросы про жизнь в оккупированном Ворошиловграде, а также и про маму свою Анну Иосифовну. Витю волновало всё: любые, даже и самые незначительные детали. Очень ему хотелось знать, как же живётся там теперь, под ненавистным немецким игом.

Иосиф Кузьмич отвечал неспешно, обстоятельно, и тоже, конечно, старался говорить потише. Но вот зевнул…

Тогда Виктор смущённо улыбнулся, и произнёс:

— Ну, папа, извини меня, что-то я тебя совсем своими расспросами утомил…

— Да нет, что ты, сынок. Ты ещё чего-нибудь спрашивай.

— Нет уж, хватит на сегодня. Ведь я как то и забыл, какой ты дальний путь проделал, да сколько волновался. Одна эта встреча с карателями чего стоит…

При слове «каратели» дремавший поблизости партизан поморщился и перевернулся с боку на боку.

— Вот и нам пора на боковую, — произнёс Витя.

— А то ведь и правда, — кивнул Иосиф Кузьмич, — и не будем своими шептаниями чужому сну мешать…

— Вон мой шалашик, — Витя кивнул на маленький, но аккуратный, способный выдержать непогоду шалаш. — Пожалуйте… Пуховой перины, правда, не могу предложить, но трава там мягкая.

— А мне большего и не надо. Чай не барин, — улыбнулся Иосиф Кузьмич. — Да и ты под звёздами не ночуй. В шалаше места и на двоих вполне хватит…

В шалаше Иосиф Кузьмич улёгся на спину, и ещё раз глубоко зевнул. А Витя чувствовал что и его самого вот-вот заберут тихие и спокойные, навеянные лесом сны.

Уже почти засыпая он прильнул к пахнущей табаком рубашке отца, и заснул… снился ему май: светлый и солнечный, наполненный нежным, ещё не жарким ветерком. Это был последний май без войны…

Тогда Витя встретился с какой-то прекрасной девой. Дева была облачена в цветастое платье, а её пышные косы лежали впереди на плечах. Как много смеха тогда было! Хотелось смеяться просто потому, что светило солнце, потому что жизнь — прекрасна.

И где-то на наполненных пришедшем из бескрайних степей ветерком, улочках милого они пели песни, и любовались на небо, на облака…

А потом дева спросила:

— Побежали в степь?

— Да, — ответил Витя.

Глава 3 Обстрел

В своих снах Витя уже ушёл в ту безмерную глубину степи, где запахи трав и ветер, а также свет солнца и звёзд сливались в единое целое…

Но вдруг точно плеть ударила и разбила хрупкую красоту!

И вновь ударила, прогоняя остатки сна, эта плеть.

Витя резко приподнялся, и тут же вздрогнула земля. За месяцы войны юноша уже достаточно привык к таким вот толчкам земли. Это рвали, ранили мирную землю снаряды.

И уже слышался сильный, но вместе с тем пришедший через усилие воли к спокойствию голос их командира Ивана Михайловича Яковенко:

— Тихо, товарищи. Соблюдать спокойствие. Бьют издали…

Витя, а следом за ним и Иосиф Кузьмич выбрались из шалашика. Уже никто не спал. В считанные секунды партизаны собрались, и были при оружии, готовые к бою.

Иосиф Кузьмич говорил, обращаясь главным образом к Вите, который стоял рядом с ним:

— Я же говорил — миномёты у карателей были…

Тут командир одной из групп, Рыбалко, произнёс:

— Судя по звукам, бьют не только из миномётов, но и из более серьёзных орудий…

— Наверное, и пушки подвезли, — с тяжёлым вздохом поведал Иосиф Кузьмич.

Вновь бабахнуло, но на этот раз на значительном отдалении. Тогда Яковенко сказал:

— Значит так, товарищи. Нашей дислокации они знать не могут. И, стало быть, бьют наугад, по всему Паньковскому лесу. И хотя, конечно, лес этот не так велик, как раньше ожидалось, а всё ж вероятность того, что именно нас накроют — и того меньше…