Читаем Заре навстречу полностью

То есть Почепцову даже и хотелось всю жизнь быть окружённым обществом таких вот ребят и девчат. Но в основе всего этого лежало желание, чтобы было хорошо именно ему. Вот есть эти интеллигентные люди, так пускай они его окружают, пусть нахваливают его, Гену, за то, что он такой же как и они хороший. Пусть это сообщество наполняет его, Почепцова, жизнь приятными мгновеньями. А ведь ещё, как говорил Толя Попов, потом обязательно должны были вернуться Советские войска, а раз уж такой умный, начитанный человек, как Попов это говорит, так и должно быть. И это тоже очень нравилось Почепцову, потому что он уже грезил о наградах, которыми его должны были одарить «наши».

Как-то раз, уже в первых числах октября, собрались в маленькой беседочке у дома Поповых: Почепцов, Боря Главан, и сам Толя Пкпов.

И вот Почепцов напустил на себя вид очень честный и искренний. Он разговаривал с Главаном и Поповым уважительным, интеллигентным тоном, надеясь, что этот тон им понравится, и он заслужит у них дополнительные похвалы.

После негромкого разговора о тех смутных вестях, которые доносились с фронтов и, в частности, из-под Сталинграда, Почепцов прокашлялся, и спросил:

— А вот, ребята, как вы думаете, можно к немцу приспособиться?

— Да что ты? Как мысль такая могла прийти? — возмущённо проговорил Главан.

— Так ведь, уважаемые мои товарищи, если я это говорю, так это совсем даже и не обязательно моя мысль. Может, это мысль некоего теоретического, стороннего человека — приспособленца. Вот и хотелось бы, если вы не против, поговорить на эту тему: разгромить, пусть и теоретически, такую низкую душу.

Тут лицо Главана сделалось таким суровым, словно бы из гранита выточенным, и, обычно такое мягкое выражение его глаз стало режущим. Он сжал кулаки и проговорил:

— Я бы такому негодяю ответил, что нельзя приспособиться к убийцам и подлейшим палачам. Нельзя, вспоминая те насилия, которые они над землей родимой учинили!

— Всё, конечно, правильно, — кивнул Почепцов. — А вот этот приспособленец и сказал бы: но ведь немцы-то, по природе своей, культурные люди. То есть, если им верой и правдой служить, так они и убивать не станут, и даже денежно наградят. Ну а тех, кто против их власти идёт — они, естественно, и убивают. Но ведь так и любая власть поступает. Даже и наша — Советская.

Главан помрачнел больше прежнего и проговорил мрачным тоном:

— Я бы с таким предателем и разговаривать не стал, а расправился бы с ним по законам военного времени.

Ну а Толя Попов, как более спокойный юноша, произнёс, глядя поверх головы Почепова:

— Я бы ему ответил, что всякая власть, которая развязывает массовый террор — есть власть преступная. Такими являются фашисты во главе с их фюрером. Что же касается Советской власти, то, если этот приспособленец вырос при ней, и говорит такие вещи, то человек он просто низменный. Ему бы напомнить про образование, которое он получил в школе; ему бы напомнить, какой огромный скачок сделало наше общество после революции; напомнить о наших отцах и дедах, которые жили во мраке, а потом кровью отвоёвывали счастье для нас, своих детей. Ведь известно же, что капиталистический, собственнически-меркантильный взгляд на жизнь — это уже пройденный этап человеческого развития; и ни в коем случае нельзя допустить, чтобы наше Советское общество вернулось к нему. Ясно, что именно коммунизм — это и есть будущее. То есть тот мир, где каждый в ответе и за себя, и за каждого — это шаг вперёд. Фашизм же, для нашей страны — это падение не то что в капитализм, а даже в ещё более мрачные и отдалённые, феодальные или даже рабовладельческие времена.

Почепцов внимательно слушал Толю, часто кивал и с деланным энтузиазмом приговаривал:

— Да-да, конечно. Ты очень толково говоришь.

И затем Почепцов, часто повторяя те выражения, которые он слышал или читал где-то, начал говорить о том, что с врагами действительно нельзя мириться, и что он, Гена, никогда не встанет на путь предательства Отчизны, которая его взрастила и дала образование. Под конец своей речи он заверил своих товарищей, что он с огромным счастьем вступил бы в ряды подпольной организации, которая, несомненно, действует в их городе.

Попов и Главан выслушали, и вполне поверили в его искренность; и они решили дать ему пробное задание, чтобы проверить — можно ли его приблизить к «Молодой гвардии». И ему было поручено распространить несколько листовок. Следующим вечером он с этим заданием справился. Правда, когда у него оставалось всего несколько листовок, он услышал с соседней улочки окрик полицая, и поспешил оставшиеся листовки сбросить в канавку. Он и не думал о том, что просто из-за мгновенного прилива трусости выкинул кропотливый труд каких-то людей (ведь все листовки были рукописными). Домой он вернулся, чувствуя себя героем, достойным правительственным награды; и заснул он в совершенном успокоении.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное