Заре навстречу

Он сказал это слово «врагами», и внимательно посмотрел на паренька, тот кивнул — а в глазах его Толя прочёл нечто такое, отчего уверился, что и Борис Главан считает, что оккупанты — это враги.

Тогда Анатолий продолжил:

— Но вообще всегда рад тебя видеть…

— Хорошо. Мы и будем видится, потому что я здесь неподалёку, у родственников остановился, — ответил Борис.

— Вот хорошо, может и я к тебе зайду, — улыбнулся Анатолий, а затем, быстро оглянувшись, добавил. — Только вот не стоит из этой колонки воду набирать.

— А что так? — насторожился Борис Главан.

— Дело в том, — вымолвил Анатолий Попов, — что повесили здесь фрицы объявление, что, мол, из этой колонки имеют право брать воду только они, оккупанты. Тут один мужичок хотел воду набрать, так поблизости солдаты вражьи оказались, налетели на него, избили. Потом ещё одна женщина подходила, так и её били…

— Вот ведь гады! — мрачно проговорил Борис Главан.

В это время в отдалении появились несколько вражьих солдат: они шли, раздетые по пояс, а один — просто в больших семейных трусах. И даже на таком значительном расстоянии были слышны их наглые, громкие голоса.

Тогда Анатолий обратился к своему новому другу:

— Вот что, Боря, я конечно понимаю, что это очень неприятно, но сейчас всё-таки лучше отойти. Я покажу, где здесь лучше воду набрать…

Они прошли немного в сторону, и Анатолий указал на прилегающий к дороге овражек. Из его склона выступала часть трубы, которая протекала: маленький, похожий на родничок фонтанчик бил оттуда, выливаясь потом в резвый ручёёк.

Боря подставил к ручейку свой бидон…

Вода набиралась медленно. В жарком воздухе неслись, нарастая, выкрики вражьих солдат.

Борис Главан внимательно смотрел на Толю Попова и спрашивал:

— Ну, как у тебя настроение?

И Толя ответил:

— Ты знаешь, я конечно рад, что нашёл нового друга, тебя… Но вообще — чувства. Ты знаешь, как у Пушкина: «Сижу за решёткой, в темнице сырой, вскормлённый в неволе орёл молодой».

— Любишь Пушкина? — улыбнувшись, спросил Боря.

— Конечно, — ответил Анатолий. А кто же его не любит… Ну разве что эти — варвары.

Последнее высказывание относилось к немецким солдатам, которые оказались уже совсем рядом. И эти подвыпившие солдаты, проходя мимо, начали выкрикивать оскорбление, относящиеся как к Анатолию, так и к Борису. А один из солдат подхватил камень и запустил им в Бориса, так что, если бы тот не успел пригнуться, то у него оказалась бы разбитой голова.

Солдаты прошли, а Борис сказал:

— Лучше вовсе не жить, чем жить так вот.

А Анатолий спросил:

— А откуда ты, Боря? Ведь я неплохо Первомайских ребят знаю, а тебе сегодня в первый раз вижу.

И Борис Главан ответил тоном полной доверительности:

— Я бы тебе рассказал, но… — он огляделся, — услышать ведь кто-нибудь может…

Тогда Толя указал на ближайший плетень, и молвил:

— Там можно укрыться…

— А что там за дом?

— Соседки моей Ульяны Громовой. У них, конечно, тоже фрицы остановились, но я видел — сегодня с утра они ушли по каким-то своим делам и пока что не возвращались.

— Что ж, хорошо, — кивнул Боря Главан.

И вот они перелезли через невысокий плетень и, пройдя ещё немного, остановились возле наполовину разрушенной беседки, возле которой росли кусты роз. Правда, и кусты были выкорчеваны, но только наполовину, так что ещё можно было за ними укрыться.

Толя молвил:

— Такая здесь раньше хорошая беседка была, а теперь вот немцы начали её разрушать. И скоро ничего от неё не останется…

И вот они уселись на лавочку, и Анатолий начал рассказывать.

* * *

Оказалось, что новый друг Анатолия был на четыре года старше его. Борис Главан родился в 1920 году в Бесарабии.

Там он окончил ремесленное училище и в 1937 году получил свидетельство о получении квалификации слесаря-токаря по металлу. Любознательный, трудолюбивый по природе своей, Боря продолжил обучение в 4-годичном ремесленном училище в Бухаресте.

В 1940-ом году Бесарабия стала Советской, и была переименована в Молдавскую ССР. Тогда же Борис перешёл учиться на четвёртый курс Кишинёвского педагогического училища, так как давно мечтал стать учителем. Немало времени уделял он общественной работе и спорту.

Но вот началась война и Борис добровольно пошёл в истребительный батальон по борьбе с диверсантами. А уже в августе 1941 года Борис осуществил то, о чём только мечтали многие, не вышедшие по возрасту Краснодонские мальчишки — он попал в действующую армию.

Вскоре его, как знатока румынского языка назначили переводчиком при штабе, о чём он и написал родным, которые в августе 41 переехали в Краснодон: