Зарево

Глава 10

Варя побросала кой-какие вещицы в деревянный чемоданчик и незаметно шмыгнула за дверь. Она потом, завтра, придет на вокзал и попрощается со всеми. Так будет лучше.

- Я пришла, Степа, - поставила Варвара чемодан у входа и обессиленно опустилась на табурет. - Я пришла насовсем.

- Варька, - Степан бросился ей навстречу, схватил ее вещи, подбежал к колченогому комоду, открыл со скрипом ящик и, вытряхнув Варино добро, задвинул его обратно. - Я знал, Варька, что ты придешь. А твои что? спросил он взволнованно.

- Я никому ничего не сказала. Я поступила подло и отвратительно, но я ни хочу расспросов, ни хочу уговоров - я ничего не хочу.

Степан нежно обнял Варвару, но она оттолкнула его:

- Я ничего не хочу, - повторила девушка.

Ветер швырял по платформе шуршащие листья, грязные клочки бумаги, горстки серого колючего снега. Туда-сюда сновали красноармейцы в драных шинелях. Толстая баба, торговавшая серым хлебом, вдруг визгливо заорала на мальчонку, выхватившего с лотка булку и, вонзая в вязкую мякоть гнилые зубы, бросившегося наутек.

На вокзале была страшная суматоха, давка, плачь, матерщина. Снующая туда-сюда солдатня, раскрасневшиеся и взволнованные провожающие и отъезжающие - это был не вокзал, а взбесившийся базар, на котором орали на разных языках, не понимая друг друга.

Скорей, скорей бежать - до того опостылел весь этот кавардак, эти черные суматошные дни. Скорей уехать, куда угодно, куда глаза глядят, лишь бы не оказаться в лапах у обезумевшей толпы.

Паровоз, вздохнув тяжело, дал прощальный гудок. Варвара подбежала, когда отец уже стоял на подножке. Она очень боялась, что не успеет, и когда рука ее схватила руку отца, она зарыдала отчаянно, сразу, не успев еще сказать ни слова.

Константин спрыгнул с подножки.

- Варенька, Варюшка-Варвара. Нехорошо как-то все получилось, - целовал он ее в мокрые щеки. - Доченька, нехорошо как-то.

- Папа, прости меня, если можешь. Прости свою непутевую дочь, уткнувшись в теплую мягкую грудь отца, сквозь слезы с трудом выдавила из себя девушка. - Ты понимаешь, папа, оказывается, я не могу без Степана. Я и тебя люблю и братьев, но Степан - это другое. Ты понимаешь меня?

- Я понимаю, - вздохнул Константин. - Ты взрослая, дочь. Ты вправе сама решать за себя, - погладил он ее по голове и крепко прижал к себе.

- А где братья? - подняла голову Варя.

- Они остаются пока, позднее поедут. Мы простились дома. Так легчеТы зайди к ним, Варюшка. И потом..., - Константин замялся и неуверенно посмотрел на дочь, - они поедут позднее, - повторил он, - и, может быть, ты изменишь свое решение?

- Мне тяжело говорить об этом, очень тяжело, но... Я все же останусь, папа. А к братьям я зайду.

Паровоз дернулся, еще раз тяжко вздохнул напоследок и, пронзительно взвизгнув, начал набирать ход.

- Папа! - закричала Варя и побежала вслед за паровозом. - Папочка! Я не знаю, может быть, все еще изменится. Я, может быть, с братьями... Папа-а-а!

Словно река хлынула вслед удаляющемуся, ухающему паровозу. С воплями и криками людская масса дернулась вперед, потекла, закачалась, завыла, бросилась вдогонку. Крики и плач неслись отовсюду - черная машина, тяжело дыша, увозила в неизвестность тех, кто не мог без слез смотреть на гибнущую Россию.

Варвара шла пустынными неживыми улицам. Казалось, что вся жизнь сосредоточена сегодня на вокзале. Там плакали, давали советы, обнимались, объяснялись в любви, говорили о встрече, не надеясь, что она может когда-нибудь состояться.

Шаль сползла на плечи, холод заползал под суконный жакет, а Варвара брела, не поднимая головы и ничего не замечая вокруг. Сердце щемило. Варя кляла себя, что плохо поступила с самыми дорогими для нее людьми, что по-хорошему не простилась с отцом, что не посоветовалась с братьями. Кто его знает, сможет ли она снова прильнуть к теплой отцовской груди. Надо обязательно зайти домой и повидаться с Борисом и Сергеем.

Как все глупо. Глупо и плохо.

Вагоны гулко стучали по рельсам. Они ползли не торопясь, везя в своем чреве немыслимую массу народа.

Константину с Антонием достался вагон третьего класса. В купе набилось человек восемнадцать, было невыносимо тесно, но зато тепло.

Константин примостился у окна, за которым мелькали деревья, махая вслед голыми жалкими ветками. Харьков остался позади, и там, в чужом теперь, голодном и недобром городе, его взрослые дети.

Он думал о Варваре. Смутное время сильно изменило молодых. Слишком уж они стали скорыми на решение. Нет, скорыми-то ладно - слишком смелыми. Ведь и он был когда-то молод, влюблен, но вот так, как поступила его дочь, вот так он бы не смог. Да ладно. Бог рассудит. В сущности, Варька неплохая девчонка. Время во всем виновато. А может быть она права. Она нашла выход, любовь оказалась сильней и помогла определиться ей. А вот он, Константин, верно ли поступает он? Куда едет он и зачем? По- божески ли , бросив родное гнездо, лететь в чужие края? Простит ли его Шурочка, оставшаяся за тысячи верст, одна, в холодной земле? Тщетно будет ждать она поклона, никто не оросит слезами ее маленький, заросший уже, наверное, травою, холмик.