Зарево

Шушукаться по углам было не в натуре Степана. Он привык, еще с тех самых горячих молодых своих лет, резать напрямик правду-матку. Теперь же получается так, что вся борьба за честность и справедливость - коту под хвост. Получается, что теперь он, Степан, должен сидеть в уголке и ворчать в кулачок. За что же тогда убивали в кровавом семнадцатом? "Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем...". И кем стали мы? Трусливым стадом, преданно глядящим в глаза кривде?", - мучался вопросом Степан.

Но больше всего терзался он натянутыми отношениями с Варюхой. Его чувство к ней с годами не утихло, напротив, стало более крепким, но что-то сломалось в их жизни, чего-то не понимал Степан в своей жене. Временами она была как тогда, много-много лет назад, ласковая, нежная, заботливая, с веселыми ямочками на щеках, а временами замыкалась, уходила в какой-то только ей ведомый мир, неделями молчала, отворачивалась ночами... Но он же мужик, нормальный крепкий мужик, которому любо доброе слово и сладкое прикосновение. Он и пить-то последнее время начал от безысходности, от того, что стал крепко сомневаться в себе - для чего он живет, и кому он нужен в этой жизни.

Степан отвернулся к стене, пытаясь уснуть. В голове стучало...

"Бабу, что ли, какую найти?" - неожиданно выплыла мысль. "Дурак, дурак, - тут же ополчился сам на себя Степан, - разве найду я лучше моей Варюхи?! Жена Богом дадена. Это только Артемий может за юбками волочиться".

Снег валил липкими хлопьями и, касаясь земли, тут же смешивался с талой водой. Орудуя деревянной лопатой, Артемий пытался чистить двор, но снег был настолько густ, что, казалось, он льется, как молоко из кринки. Ветер раскачивал прикрепленный к заборному столбу керосиновый фонарь, в тусклом свете которого плясали в неистовой пляске снежные мохнатые комья.

Этот звук шагов он узнал бы из тысячи. Артемий представил как стройные ножки семенят по дощатому тротуару и сердце его бешено заколотилось. Отбросив в сторону лопату и наскоро застегнув полы старенького сюртука, Артемий кинулся к калитке и торопливо пихнул ее ногой.

Покачивая тугими ладными бедрами, Варвара спешила домой. "До-мой, ско-рей", - стучали по скользкому тротуару ее каблуки, и звук их терялся в густой зимней тьме. Какое-то неясное тревожное чувство подгоняло женщину, скорее хотелось в домашнее тепло, пахнущее мятным чаем, хотелось юркнуть под одеяло и трепетно дожидаться с ночной смены Степана. Она решила - этот год будет новым годом их совместной жизни. "Мы не стары еще, - думала Варвара, еще не поздно начать все сначала. У нас обязательно все будет хорошо, хорошо, как в далекой юности".

Ветер бесновался, бросая в лицо комья мокрого снега, и Варе вновь припомнилась длинная их первая со Степаном ночь, почти такая же ветреная, как сейчас, тревожная, горькая и сладостная одновременно.

Топот чьих-то тяжелых ног испугал Варвару и заставил прибавить шаг.

- Варвара Константиновна! Варвара..., - услышала она за спиной дрожащий голос Артемия.

- Ну, напугал, окаянный, - замахнулась женщина на Артемия авоськой, из которой выглядывала подгорелая буханка черного хлеба.

- Погодь, Варвара, - схватил он ее за руку, - погодь, не уходи, поговорить надо.

- А чего нам с тобой разговаривать, поговорили уже, хватит, попыталась вырваться она из цепких мужских рук, с отвращением припоминая недавний их разговор.

- Не дергайся, все равно ведь не пущу, - притянул Артемий к себе испуганную женщину, дохнув в лицо едким перегаром. - Давно я ждал этого момента, когда вот так, один на один, - горячо заговорил он. - Я все выжидал, вот пройдет она мимо моего дома, вот постучит тихонько в калитку и шепнет: " Я знаю, как ты страдаешь, возьми меня, я твоя...".

- Чего ты мелешь?- оборвала Варвара. - Чего мелешь? Ты не заболел случаем? О каких страданиях говоришь?- с силой выдернула она руку. Стра-адаешь! Как бабу увидишь, так страдания покою тебе не дают. Весь город знает о твоих страданиях!

- Погодь, говорю! - гаркнул на нее Артемий.

- А ты на меня не кричи, я тебе не жена, у меня свой мужик есть, - зло сверкнула Варвара глазами.

- Ладно, - переменил тон Артемий, - ладно, Варюшка, как скажешь, так и будет. Только выслушай, прошу тебя.

Он вдруг, не замечая слякоти, бросился на колени, обхватил Варины ноги крепкими своими ручищами и жадно стал целовать полы ее плюшевого пальтеца.

- Я ведь давно сохну по тебе, давно выискиваю встречи, чтобы сказать, что ночей не могу спать, что думы мои только о тебе одной. Другие бабы что, так это, баловство одно. А вот ты... Да они все тебе в подметки не годятся. Погодь, помолчи, - вскочил он с колен и закрыл пытавшейся что-то сказать Варваре ладонью рот. - Ну что тебе Степан? Вижу ведь, не клеится у вас... А я Галку свою брошу, все брошу ради тебя, только будь моей. Мы с тобой ладно заживем, мы еще и детей нарожать успеем.

- Да перестань ты ерунду городить и пусти меня, а то кричать буду, взмолилась Варвара. - Пусти, я ведь правда закричу...