Зарево

В погоне за отступающим противником проходит несколько дней. Пехота плетется по обочинам дороги, облегчая движение транспортных средств.

Болек отвернул полы мундира, зажал их так, что они стали похожи на уши зайца, и задвигал ими, показывая на пехотинцев. Те грозили ему кулаками. Этакий фронтовой юмор. Подождите, думал я, наберетесь опыта, быстрее будете двигаться. Еще не воевали.

…Полевые кухни всегда отставали, голод докучал страшно, и мы практически ничем утолить его не могли. Все уверены, что неприятель закрепится на Буге, хотя не исключено, что придется начать операцию раньше.

Мысленно повторяю слова присяги: «…Клянусь земле польской и народу польскому честно выполнять долг солдата в ученье, в походе, в бою, каждую минуту и в любом месте. …Клянусь быть верным союзническому долгу перед Советским Союзом, давшим мпе оружие для борьбы с общим врагом. …Клянусь быть верным братству по оружию с союзнической Красной Армией. …Клянусь хранить верность знамени моей части и лозунгу отцов наших: за свободу вашу и нашу. …Клянусь, клянусь, клянусь».

Ночью форсируем Буг. Вступаем в первый населенный пункт. Радости нет конца. Нас окружают жители деревни. Растроганные матери плачут, девушки целуют нас, дарят цветы, мужчины — по извечному обычаю — подносят чарочку. Но это длится недолго: мы не можем здесь задерживаться. Умываемся, угощаемся кто чем — и дальше, вперед.

Форсированным маршем доходим до Хелма, первой столицы возрожденной Польши. Сегодня 22 июля, суббота. После короткого отдыха приводим себя в порядок и слушаем фронтовую сводку:

«Войска 1-го Белорусского фронта 22 июля 1944 года штурмом взяли город и важный железнодорожный узел Хелм, а также освободили более 200 других населенных пунктов». А ведь в составе этого фронта действует армия Войска Польского — наша армия.

Построенные большим каре, ожидаем чего-то значительного, исторического. Выступает, заместитель командира бригады по политико-воспитательной работе:

— …С сегодняшнего дня, с этой минуты мы перестаем называться Первой Польской армией в СССР. Мы объединяемся со сражающимися в стране отрядами Армии Людовой (АЛ) и Батальонов хлопских (БХ) и переходим под общее командование Войска Польского.

Громкое «ура» нарушает лесную тишину.

— …Сегодняшний день войдет в историю, ибо сегодня Польский комитет национального освобождения опубликовал исторический Манифест, который определяет главные программные положения народной власти, намечает основные направления возрождения освобожденной родины и революционных изменений в жизни народа.

Солдаты! Запомните мои слова: этот первый акт возрожденного польского государства открывает новую эпоху в истории Польши.

Затем заместитель командира разворачивает большой, еще теплый лист Манифеста и начинает читать:

— «Соотечественники! Пробил час освобождения. Польская армия вместе с Красной Армией перешла Буг. Польский солдат сражается на нашей родной земле. Над измученной Польшей вновь развеваются бело-красные знамена.

…Объединенные во славу Родины в едином Войске Польском, под общим командованием, все польские солдаты пойдут рядом с победоносной Красной Армией к новым сражениям за освобождение страны.

Пойдут через всю Польшу… и будут идти, пока польские знамена не зареют на улицах столицы надменного пруссачества, на улицах Берлина… Освобождение Польши, восстановление ее государственности, доведение войны до победного конца, получение для Польши достойного места в мире, восстановление хозяйства разоренной страны — вот наши главные задачи».

Слушаем с глубоким вниманием. Каждый видит свое место в новых условиях. Аграрная реформа, то есть земля крестьянам, национализация промышленности, просвещение для всех… Однако будущее требовало от нас еще долгого пути и больших усилий. Да и врагов, которые называют нас презрительно «берлинговцами», немало.

— Смерть немецким оккупантам! — закончил замполит.

В честь этого исторического акта трижды прозвучал салют из всех стволов нашей бригады. Я стрелял из трофейного автомата очередями. После мне пришлось вернуться к своей винтовке с темным прикладом, которую я сумел уже тщательно, спрятать в автомашине. Держась за борт студебеккера правым локтем, я заглянул в магазинную коробку винтовки, чтобы удостовериться, заряжена ли она. Винтовка была заряжена, но в стволе патрона не было. Когда я соскакивал на землю, то нечаянно задел за затвор рукой и, вновь закрыв его, дослал патрон в патронник винтовки. К счастью, я слегка приподнял ее. Перед штабной палаткой стоял часовой. И, когда из моей винтовки раздался выстрел, он упал. Убил человека!

Я подскочил к нему, смертельно перепуганный. Клубок мыслей вертелся у меня в голове, но одна взяла верх над всеми остальными: не выполнил предупреждения отца — не был осторожным с оружием и убил человека.

— Что с вами? Где-нибудь больно?

— Ой, ой…

— Я не знал, что винтовка выстрелит… Я не хотел… Это получилось совершенно случайно.

— Не хотел, не хотел, а зачем стрелял? А?

Часовой вскочил на ноги. Был он человек уже в возрасте, с пышными усами.