«Зарево» на высочине(Документальная повесть)

Почти одновременно вдоль улицы пронесся смертоносный свинцовый вихрь, ударил по мостовой, по кирпичным углам домов, рассыпался тысячами каменных осколков. Показавшийся было из-за ограды Николай Болотин успел, к счастью, прыгнуть назад, потому что секундой позже тут же взметнулись фонтанчики кирпичной пыли.

Юрий услышал крик впереди:

— Володя ранен! Начштаба упал!

На мостовой, у самой бровки тротуара виднелся лежащий человек, а вокруг него вздымалась пыль от роя пуль. Кто-то вдруг отделился от стены и медленно пополз к неподвижному Кадлецу. Снова стрекот пулемета — человек замер на месте.

— Пулемет в костеле! — крикнул Николай.

Положение становилось критическим. Фашистский пулемет теперь ни на шаг не давал партизанам продвинуться вперед. Еще один боец — Володя Городный — попытался пробежать к Кадлецу. Он уже наклонился над Кадлецом, чтобы его оттащить назад, но в этот миг вскрикнул и упал замертво.

— Где же группа справа? Почему она молчит? — послышался голос капитана.

Юрий увидел, как командир стремительно выбежал из-за дома, в несколько прыжков пересек улицу и скрылся во дворе. Юрий бросился вслед, перемахнул через невысокую стену и оказался в другом дворе. Еще один бросок, еще двор… Наконец, последний дом, островерхое двухэтажное здание. Дальше начиналась площадь, которую так щедро поливал свинцом невидимый пулеметчик. Где же он находился? Юрий проскользнул вдоль стены дома к двери, рванул ее на себя, бросился вверх по лестнице на чердак.

Пулемет продолжал сеять смерть. Партизан подобрался к чердачному окошку, осторожно выглянул и сразу увидел фашиста. Он лежал на паперти костела, прижавшись к гранитному парапету. Рядом валялось несколько порожних пулеметных коробок. Это было совсем близко, чуть ли не под самым окошком, метрах в тридцати-сорока отсюда. Немец вел огонь расчетливо и очень метко.

Справа, наконец, послышались крики «ура», затрещали автоматы. Наверное, Фаустов поднял группу в атаку.

Из чердачного окошка была видна вся площадь, пустынная и поэтому кажущаяся огромной и страшной. В конце площади, у противоположного дома, лежали двое убитых партизан.

«Спокойнее, от твоего выстрела теперь зависит многое», — сказал себе Юрий, просунув в окошко автомат и тщательно прицеливаясь. На мушке вздрагивали то голова солдата, то рвущийся из рук пулемет. Нет, промахнуться никак нельзя.

Выстрел. Пулеметчик дернулся всем телом, попытался подняться. Еще выстрел.

Больше пулемет не стрелял.

Несколько минут спустя костел был занят партизанами.

Бой кончился. Головной отряд гитлеровцев перестал существовать.

…Окровавленное тело Кадлеца перенесли в соседний дом. Пулеметная очередь прошила ему грудь, но в крепком молодом теле еще теплилась жизнь.

Фаустов вбежал в комнату, у порога замер, тихо подошел к своему другу. На лице командира, обычно таком непроницаемом и хладнокровном, было записано такое страдание и боль, что рядом стоящие партизаны отвернулись.

— Где врач? Позвать Григория Васильевича! — хрипло выдавил капитан.

— Лежит без сознания. Ранен в голову и грудь, — ответил кто-то.

— Тогда фельдшера сюда! Степана!

Командир устало опустился на стул, стащил с плеча автомат. Губы его что-то беззвучно шептали. Он не обратил внимания на то, что молодой чех, хозяин дома, подошел к нему и в нерешительности переминался с ноги на ногу.

— Я знаю врача, товарищ, — наконец произнес он, — хорошего врача.

— Врача? Где он? — встрепенулся Фаустов.

— Он живет в Брно.

Капитан махнул рукой — не такой уж отсюда близкий край Брно. Но тут вдруг мысль осенила его.

— Слушай, друг, ты умеешь на мотоцикле ездить?

Лицо чеха порозовело от волнения. Он понял, что хочет советский партизан. Дорога, хотя и шла уже по освобожденной земле, все же оставалась опасной. Но теперь и Фаустову, и чеху было ясно, что это единственный шанс спасти тяжело раненного начальника штаба. Молодой человек кивнул головой: конечно же, на мотоцикле он умеет ездить.

— Бери любой трофейный, что у фрицев взяли. Привези врача во что бы то ни стало. Когда вернешься?

— К вечеру… — чех заторопился к выходу.

Вошел Юрий, что-то хотел сказать капитану, но тот был поглощен своими мыслями. Он тяжело вздыхал, наконец, проговорил:

— Подумай только, Юрка, вместе семь месяцев шли, дрались с фашистами, голодали. Сейчас победа в наших руках, нужно радоваться, а вот пришло такое горе. Володя Кадлец… Товарищи погибли…

— Франтишека Прохазку убили… — отозвался Юрий.

Фаустов горестно качал головой, повторив несколько раз: «Франта, эх, Франта»…

— Ваня Гриценко, Шамардин Петр… Володя Городный… Всего девять человек погибли. Ранены Франтишек Потучек, вряд ли выживет Григорий Васильевич — врач, Ольдрих Мидерла… И нигде нет фельдшера Степана. Искали его по всем домам, в переулках, дворах — нигде нет.