Они выпили и закусили. Бурлак проголодался и с аппетитом ел сало, принесенное соседом. Оно было Пахучим и мягким. Оба повеселели от выпитого, особенно Кузьма Петрович. Глаза у него загорелись, словно в его сети попал огромный сом. Он заговорил:
— Слыхал я от твоей матери, что генерал армии Жуков лично вручил тебе медаль за отвагу, когда в тридцать девятом на Халхин-Голе ты крепко крушил на своем танке япошек. Это правда?
— Правда, Кузьма Петрович, что было, то было, — ответил Иван Лукич и добавил: — На танке воевать нелегко, и, если ты его не изучил, не научился маневрировать им, добиться победы над противником никак не сможешь. Это я испытал на своей шкуре.
— Любишь свое дело? — спросил сосед.
— Любить можно только женщину, — серьезно возразил Бурлак. — А чтобы стать отличным танкистом, нужно много и упорно учиться. Вот я и учился.
— Я считаю, что все, от чего ты можешь погибнуть, вещь опасная, потому и мужество свое обретаешь.
— Правильно рассуждаешь, Кузьма Петрович, — улыбнулся Бурлак и снова наполнил стаканы. — Давай свой тост, — сказал он, глядя в черные, как омут, глаза соседа. — Скажешь?
— Выпьем за ребят, что до самой последней возможности держат оборону Сталинграда!
— Хороший тост, — похвалил соседа Иван Лукич.
От выпитого ему стало жарко, тело будто налилось свинцом, и заветной легкости он не ощущал.
Между тем сосед посмотрел на часы. Скоро девять вечера, пора домой.
— Я затопил баньку, хочу погреть свои старые кости. — Кузьма Петрович поднялся. — Хочешь, пойдем ко мне, искупаешься?
— Я утром мылся в части, так что спасибо!..
Переночевал Бурлак дома, а утром позавтракал и поспешил в военную комендатуру. Он хотел узнать, куда переехал госпиталь, в котором оперировали Оксану.
Комендант в чине майора встретил его приветливо.
— Танкистам мы всегда рады, — улыбнулся он и, когда Иван Кузьмич высказал ему свою просьбу, ответил, что нужный ему госпиталь теперь находится на левом берегу Волги, так как на подступах к городу начались бои.
— Где-то неподалеку от центральной переправы. — уточнил майор.
Госпиталь долго искать не пришлось. Размещался он в детском саду. Еще недавно здесь были дети, их эвакуировали, а обжитый большой деревянный двухэтажный дом занял госпиталь. Дежурный военврач, коренастый усатый капитан с темно-серыми глазами и худощавым, обветренным лицом, выслушав Бурлака, спросил:
— Как фамилия медсестры?
— Оксана Бурмак.
— А вы Бурлак? — усмехнулся капитан. — Интересно, однако, кто она вам — сестра, жена?
Бурлак покраснел до корней волос и обронил:
— Просто хорошая знакомая…
Военврач полистал журнал, куда заносились фамилии поступающих в госпиталь раненых, и, найдя фамилию Оксаны, воскликнул:
— Нашел! — Он начал вслух читать все, что там было написано: — Оксана Бурмак, раненная в правое плечо, подлечилась и убыла в войска Сталинградского фронта, в санбатальон, откуда и поступила.
— Благодарю вас, товарищ военврач, — улыбнулся Бурлак. — Теперь я легко найду ее.
Командующий 64-й армией генерал Шумилов чувствовал себя неуютно, если не побывал в войсках: ему казалось, что он лишился того, без чего не может состояться стоящий военачальник. Но в этот раз он весь день провел с бойцами и командирами. Вместе с членом Военного совета генералом Сердюком он проверял, как оборудованы передовые позиции, в полный ли рост вырыты окопы, сколько огневых точек и все ли они замаскированы от ударов авиации. В беседах с бойцами и командирами Михаил Степанович убедился в что люди, испытывая на себе удары превосходящих сил врага, не только стойко оборонялись, но и нередко сами контратаковали и, хотя порой противник теснил их боевые порядки, находили в себе силы до последней возможности удерживать свои рубежи.
Генерал Шумилов в сопровождении начальник штаба стрелковой дивизии зашел в блиндаж, где располагались связисты, следом за ним вошел член Военного совета генерал Сердюк. Было светло, и командарм увидел раненого бойца. Он лежал на койке и негромко стонал, шаря тупым взглядом по стене, на которой бликами играл солнечный луч, пробивавшийся в открытую дверь блиндажа. Медсестра, среднего роста девушка с резко очерченным лицом, ловко перевязывала его окровавленную ногу и тихо говорила:
— Не горюй, солдатик, до свадьбы заживет!
— Женат я, сестрица… — прошептал боец запекшимися губами и, передохнув, продолжал с трудом подбирать слова: — Как бы доктора ногу не отрезали. А кому я нужен без ноги? Разве что маме, а жена от меня сразу откажется…
Увидев командарма и члена Военного совета в сопровождении начальника штаба дивизии, медсестра выпрямилась, представившись старшему начальнику.
— Куда ранен боец, в ногу? — спросил ее генерал Шумилов.
— Так точно, товарищ командарм, — милым голосом произнесла медсестра и так доверчиво посмотрела в лицо генералу, что он смутился. — Рана тяжелая, пуля задела кость…