Зарево

«Вместе с сим (именно так — «с сим»!) считаю необходимым объявить, что к защите рабочих, желающих работать, от посягательств со стороны бастующих будут приняты меры охраны, в случае же учинения бастующими рабочими каких-либо насилий и угроз виновные будут привлекаться к ответственности…»

— Так, так, — шептал Мартынов, — покрепче предупредить, пугнуть мерзавцев.

Он предупреждал о недопустимости скопления толп на улицах и площадях, он запрещал создание заводских комиссий и, так как знал, что его не послушают, ссылался на обязательные постановления по градоначальству и на Уголовное уложение о наказаниях.

Он вышел из-за стола и подошел к книжному шкафу, где золотом поблескивали тома свода законов, чтобы сверить, правильно ли он по памяти написал номера пунктов Уголовного уложения и обязательных постановлений.

Он сделал несколько шагов в сторону шкафа, и вдруг точно черную ткань неожиданно развернули перед глазами: внезапная темнота скрыла все. Петр Иванович стоял, словно ослепнув. Прошла секунда — выступили светлые окна, полуоткрытая дверь на балкон… Еще несколько мгновений — и зазвенел телефон. Петр Иванович нащупал трубку и взял ее.

— Петр Иванович? — картаво спросили в трубке.

— Я, — раздраженно ответил он, узнав голос жены.

— У тебя тоже погас свет?

— Ну конечно.

— А что это?

— Забастовка…

— Как забастовка? — недовольно заговорили в трубке. — Это же так нельзя… Сегодня свет выключат, потом воду… Это надо пресечь.

— Вы меня еще поучите, Елена Георгиевна, поучите… А вот в пятом году во время всеобщей забастовки в некоторых местах мельницы хлеб не мололи и булочные его не пекли.

— Я ведь только спросить, — виновато прострекотали в трубке. — И потом дети хотят к тебе прийти и Люля скулит.

— Детей не нужно, а Люлю пришли.

В трубке всхлипнули и замолкли. За время пока он разговаривал по телефону, в кабинет принесли две свечи. Медь, бронза и стекло письменного прибора тускло поблескивали, но в углах комнаты была неприятная темнота.

Дверь тихо открыли, там обозначился силуэт человекоподобной фигурки. Люля, маленькая мартышка, с нежным писком проскользнула в кабинет, вскочила ему на плечо и, мурлыча, стала своими ловкими пальцами гладить его шею… Вот Елена Георгиевна ревнует его к этой твари, а Люля уже тем хороша, что никогда не задает глупых вопросов.

«Да, ничего не сделаешь, столбовая дворянка, институт благородных девиц окончила, в любом обществе разговор поддержит, задает тон среди дам, но глупа. И оболтусы оба в нее — дураки».

Поглаживая Люлю по мягкой шерсти, градоначальник снова вышел на балкон. Вид бухты изменился, количество огней несколько уменьшилось. Еще светло было небо над Балахано-Сабунчинским районом, но стоило Мартынову взглянуть туда, сразу по тому месту точно кто-то ладонью хлестнул: огни погасли так внезапно, что Петр Иванович не удержался, дернулся головой, и хотя ему не обо что было удариться, он испуганно схватился за шишку. Потревоженная обезьяна, пригревшаяся на плече, недовольно заворчала, и он погладил ее…

А начальник охранного отделения еще на прошлой неделе уверял, что в предстоящей забастовке меньшевики, в отличие от большевиков, считают невозможным приостановить работу электростанций и других предприятий, обслуживающих нужды города, и что будто бы именно меньшевики влиятельны среди электриков. Вот тебе и влиятельны!

Теперь многие кварталы города погрузились в темноту, и тонкие красноватые нити керосиновых огней только подчеркивали ее. Мартынов не сводил глаз с бухты, ярко освещенной четырьмя канонерками, стоявшими посреди рейда. Они зажгли прожекторы, свет которых, пробегая по мелкой, точно в рыбьих чешуйках, волне залива, выхватывал деревья бульвара, угловатые постройки Старой крепости и высящийся над городом плоский массив Девичьей башни. Вид серых стальных чудовищ, стоявших на рейде и похожих на долгоносых и тонких хищных рыб, ободрял Петра Ивановича, и он опять вспоминал о казаках, которые под командой неустрашимого и преданного младшего урядника шли в атаку на забастовщиков. «Непобедима империя, пока незыблемы ее армия и флот, — думал он, любуясь игрою огней на судах и их отражениями в глубине бухты. — Видно, мощные электростанции есть на каждом». И вдруг даже подпрыгнул от удовольствия так, что испуганная обезьяна соскочила с его плеча.

«Ну конечно, электростанции на каждой канонерке. Следовательно, на каждой — целая команда электриков. Немедленно созвониться с военно-морским начальством и по возможности скорее занять все главные электростанции города командами моряков». Мартынов торопился к столу, и обезьяна на четвереньках, подпрыгивая, бежала за ним…

* * *

На следующее утро на заборах и воротах по Балаханскому и Раманинскому шоссе, на промысловых вышках Биби-Эйбата, на предприятиях Белого и Черного города появились новые воззвания бастующих — они разложены были на скамьях приморского бульвара, и один свежий экземпляр был прислан господину градоначальнику с утренней почтой.