Зарево

Что из себя представлял убитый кронпринц, Мартынов совсем не знал. Но убивать кронпринцев так же недопустимо, как убивать великих князей. Личность отчаянного гимназиста-убийцы была ему антипатична еще из-за фамилии: слово «принцип» — из лексикона его врагов; споря между собой, они постоянно твердили: «беспринципность», «принципиальность».

Международные последствия этого события ясны: у православной Сербии вся надежда на Россию. Может быть, начнется война? Неужто война? Петр Иванович при мысли о войне даже почувствовал облегчение, чисто личное, как будто бы эта война должна была сбавить напряжение той затяжной, изматывающей нервы войны, которую он вел в Баку.

Теперь каждый день Петр Иванович разворачивал газету и, против обыкновения, не заглядывал в официальный отдел, а жадно читал международные телеграммы и сообщения. Но ничего утешительного пока не находил. Император Франц-Иосиф хотя и «сражен скорбью», но настроен миролюбиво. Английский премьер говорит, что и Англия не хочет войны. О том, что русскому императору не хочется воевать с Германией и что России воевать опасно, Петр Иванович непререкаемо знал своим монархическим чувством. Нет, похоже, что войны не будет.

Бывали дни, когда ни на промыслах, ни на бастующих заводах как будто и не происходило никаких столкновений, так же как бывают дни затишья на войне. Но ведь работа нигде не возобновлялась, стачка продолжалась, и не было никаких признаков ее близкого прекращения. Да, это была война, военная кампания, длинная цепь сражений, схваток, рекогносцировок в глубь лагеря противника. Мартынов понимал, что в этой кампании он с самого начала потерпел ряд жестоких поражений, и должен был признаться, что причиной этих поражений была недооценка силы врага, его боевого могущества.

Но ни одно поражение не воспринял Мартынов с таким бессильным гневом, как отказ военных моряков-электриков заменить бастующих рабочих на электростанции. Всего на два часа удалось восстановить полное освещение в городе, как появился какой-то агитатор, по всем признакам — Иван Столетов, — и снова по ночам только тусклые керосиновые фонари не столько освещают центр города, сколько распространяют чад и вонь.

Моряков предали военному суду, но электрического света в центре зажечь не удалось.

Некоторые фирмы делали вид, что работы у них продолжаются. Проходя по шоссе, можно было видеть, что на вышках, которые были поближе к шоссе, вертели подъемное колесо, слышен был стук и грохот металла. Но, конечно, вертелось все это впустую; по листам железа для виду только били молотками два или три штрейкбрехера, завербованные из сторожей или кочи и прочей хозяйской челяди: кучеров, прислужников. Рабочие смеялись над этой затеей, выглядевшей довольно убого.

Большинство фирм, произведя расчет, выжидали, и лишь немногие, как, например, «Братья Шибаевы», объявили прием новых рабочих и даже широковещательно через газету сообщали о возобновлении работ. Но та кучка штрейкбрехеров, навербованных среди босяков и громил, с которыми связаны были черносотенцы-хозяева, едва собралась, как тут же была разогнана рабочими шибаевских промыслов. В количестве нескольких сотен человек рабочие заняли все входы на промысловый двор и не допустили штрейкбрехеров к вышкам.

Забастовка еще в полной силе, конца ее не видно. Мартынов бесился, но заставлял себя не забывать, что ему, как представителю власти, надлежит всячески показывать перед рабочими видимость своего беспристрастия, свою якобы нейтральную позицию. «Требования» забастовщиков были адресованы к нефтепромышленникам, нефтепромышленники отказались их удовлетворить, рабочие забастовали. «Если бы рабочие не нарушали порядка и закона, я бы не вмешивался», — такова должна быть его позиция… Но рабочие, понятно, не могли не нарушать того, что он называл «порядком» и «законом».

На заводе Манташова бастующим рабочим перестали выдавать марки на право лечения в амбулатории завода. На заводах Шибаева и Лианозова рабочим больше не отпускали мазут для приготовления горячей пищи. При этом Шибаев, взбешенный тем, что ему не удалось возобновить работы, пригрозил рабочим, что скоро им перестанут выдавать особые, только в Баку существовавшие водяные марки на право получения пресной воды. Рабочие за разъяснением обратились в градоначальство: неужели возможно оставить людей без питьевой воды?

Гукасов действительно несколько дней назад сделал предложение о прекращении выдачи бастующим водяных марок. Это предложение представилось даже Мартынову несколько, как он выразился в своем донесении по начальству, «носящим чрезмерный характер». Но когда ему показалось, что шибаевские рабочие напуганы этой угрозой, он решил провести проект Гукасова.

Было самое жаркое время бакинского лета. И, конечно, Мартынов понимал, что значит в это время оставить людей без воды, хотя бы даже без той горьковатой, которую в Баку добывали с помощью опреснителя.