Зарево

Петр Иванович молча положил трубку телефона и дал резкий отбой. Он знал эти прокламации. В них забастовочный комитет перечислял имена штрейкбрехеров, агентов и наемных убийц — кочи. Эти списки сопровождались краткими, но убийственными комментариями, точно свист бича раздавались они в напряженном воздухе Баку. Забастовочный комитет существовал и действовал, хотя Мартынов и сообщил в столицу о его аресте. Это все дело рук Шаумяна… И зачем только нужно было выпускать его из Астрахани! А теперь обычная история: его ловят в Баку — он в Тифлисе. Только удалось наладить за ним наблюдение, а он бесследно исчез, словно растворился в воздухе, и его уже нет ни в Тифлисе, ни в Баку. А голос его слышен во всех этих прокламациях и листовках!

2

Больница Совета съездов на четыреста мест (так же как два народных дома и несколько маленьких библиотек в промысловых районах Баку) была завоевана долгой и напряженной стачечной борьбой рабочих с предпринимателями.

В 1910 году освободившуюся вакансию главного врача занял хирург Николаевский. Жена его тоже была врачом — специалистом по внутренним, детским и женским болезням. Заняв официальную должность в штате больницы, она одновременно вступила на партийный пост. И вот шли месяцы, уходили годы — она с этого поста не сходила.

Вера Илларионовна вела прием. Каждый день беседовала она с несколькими десятками рабочих и их женами, которые приходили к ней со своими болезнями и нуждами. Вера Илларионовна не ограничивалась тем, что ставила диагноз и выписывала лекарство, — она расспрашивала и выслушивала каждого пациента. И если видела, что перед ней человек, который думает не только о себе, но и о своих товарищах и копит в душе своей гнев и негодование, она начинала отвечать на его вопросы, объяснять, растолковывать. А потом уже к ней обращались и за советами. Как быть с хозяином? Он без предупреждения сбавил вдруг заработную плату. Как отвечать на произвольное удлинение рабочего дня?.. Она объясняла, а потом, убедившись в стойкости и мужестве своего собеседника, давала брошюры, прокламации. Проделывала она все это так умело, что ни разу не попалась и отличала шпика от честных людей, словно у того на лбу был знак его позорного занятия.

Сама костромичка, Вера Илларионовна хорошо была знакома со своим земляком Стефани, одним из руководителей партийной организации в Баку. Стефани в Костроме был руководителем революционного кружка, куда она вступила еще в юности. Стефани ввел ее в партию. Но здесь они встречались не чаще чем раз в год, когда ей нужно было почему-либо попасть в Совет съездов, где работал Стефани. С Орджоникидзе, когда он работал фельдшером на нефтепромыслах, ей удавалось видеться чаще. Но опять-таки только тогда, когда это требовала партийная работа. Больница была удобным местом для подобного рода встреч, как будто бы случайных: люди приходили на прием, записывались к врачу — и в приемной встречали того, кого нужно. Таким образом, видела она у себя в больнице и Шаумяна, и Азизбекова, и Джапаридзе, и приезжих из Москвы товарищей. Сказан пароль, сказан отзыв и шепотом: «Все в порядке, товарищ, вас ждут». И только в это слово «товарищ» вкладывалась такая затаенная сила страсти и самопожертвования, что тот, кого она называла «товарищ», навсегда запоминал темные брови на бледном лице, преждевременную седину в волосах и заботливый, предостерегающий взгляд.

Среди персонала больницы эта женщина была единственным членом бакинской партийной организации. Но она сделала доктора Нестеровича, несмотря на его одиночество и нелюдимость, своим верным помощником. Старушка фельдшерица Екатерина Аветиковна охотно выполняла ее поручения, а на должность санитара Вера Илларионовна просила принять веселого прибауточника, человека с круглым лицом и смешливыми глазами, — это был ее связной и главный помощник в партийных делах. Любую возможность, которую давала ей жизнь, она стремительно и гибко использовала для целей партии. Так, однажды дышловая упряжка генерал-губернатора, звонко отбивая подковами по мостовой, подкатила к крыльцу больницы, и франтоватый, нахальный, с усиками и бакенбардами адъютант, звеня шпорами, принес записку от ее высокопревосходительства. Сама супруга генерал-губернатора фон Клюпфеля просила господина Николаевского помочь сыну, который, упав с верховой лошади, «получил какие-то внутренние повреждения». Василий Васильевич хотел отказаться, но Вера Илларионовна настояла…