Зарево

В заводской кузнице живых молотобойцев не было. Там работал один чудовищной силы механический молотобоец; он ворочал и грохотал молотами весом в десятки пудов, угрожающе свистел, поднимаясь белым облаком к потолку, и неустанно трудился. Этим молодцом молотобойцем был пар, тот же, что гонит по рельсам паровозы и вверх по воде — пароходы. Это он, повинуясь легкому нажиму ноги кузнеца, поднимал между неподвижными, на широкие ворота похожими станинами громадную бабку и с силой, какая требовалась кузнецу, ударял по раскаленной поковке. Вогнав ее в штамп, вделанный в наковальню, кузнец с помощью силы пара мгновенно придавал поковке такую форму, какая была вырезана на штампе.

И не знал Жамбот, что оборудование это уже устарело, что изобретены молоты и ковочные машины куда более совершенные и искусные. В продолжение последних тридцати лет скупые хозяева завода англичане Торнеры не поставили на этом заводе ни одной новой машины, все подновляя и починяя старые и надеясь на искусства русских рабочих.

Кузнецы были все люди рослые, крепкого сложения, и не сразу приметил среди них Жамбот маленького старичка в кожаном фартуке, с пушистыми, большими черными с проседью усами. А оказалось, что он-то и был богом в этой великанской кузнице. Иосиф Максимилианович Конвалевский, кузнечный мастер, конечно, совсем не походил на Тлепша, бога кузнечного мастерства, но живая фантазия Жамбота превратила его в одного из подземных жителей, которых называют заячьими наездниками, так как им служат не кони, а зайцы. Этим существам, живущим в недрах гор, ведомы все тайны добычи и изготовления металлов. Действительно, кузнечный мастер по своей многолетней сноровке обращения с металлами и в искусной обработке их превосходил всех. Простым глазом определял он тончайшие оттенки раскаленного металла. «Спелая вишня», «спелая малина», — говорил он, уподобляя эти оттенки оттенкам зрелости ягод и безошибочно указывая своим подручным кузнецам, когда наступает время начать ковку.

Для Жамбота кузница была не только местом необходимого и искусного труда. На родине его и до сих пор самые священные клятвы принимали, положив руку на наковальню и глядя на огонь, пылающий в горне. Согласно древним верованиям его народа, первый человек, подобно летящей звезде, упал с неба раскаленный. И как вода бурлит, нагревается и шипит, если опустить в нее раскаленный булат, так вскипел и весь парами поднялся первобытный океан, когда в него упал этот раскаленный до белого сияния человек. Загрохотала гроза, и теплые дожди упали на землю. Пышной зеленью покрылась до того времени голая земля, породила она гадов, зверей, и от любовной встречи земли с дождем опять заполнились впадины морей. А первый человек, так же как и любое булатное изделие, которое закаляется, опущенное в воду, тоже получил закал, и не было никого ни на небе, ни на земле, кто мог бы с ним сравниться в мощи, и «всего мира чело» — гордо назвал себя человек. Наверно, в эпоху великих открытий, когда человек, овладев тайной огня и металла, научился делать орудия и почувствовал себя господином вселенной, зародились эти верования, потому полной великого смысла казалась Жамботу кузница на этом старом московском заводе.

Жамботу в грохоте кузницы, в пламени ее гигантских горнов и едком запахе раскаленного металла невольно представлялась огромная, до самого потолка, фигура Небесного Кузнеца. И казалось ему, что молоты всех размеров, падая на раскаленное железо, с грохотом и шипением выговаривают имя Небесного Кузнеца: «Тлепш, Тлепш, Тлепш…»

Глава вторая

1

Знойным и тревожным бакинским вечером Сашу Елиадзе в числе прочих новобранцев дворянского происхождения под командованием старшего урядника казачьих войск провели по беспокойным бакинским улицам на товарную станцию и там погрузили в вагоны третьего класса. В ушах Саши еще раздавались нестройные бурные крики бунтующих бакинских новобранцев, расправившихся с наглым полицмейстером Лапиным; лицо Саши еще пылало от неистовой бакинской жары, и его легкие еще не остыли от раскаленного бакинского воздуха.

А уже к утру они оказались словно на другой планете — в сонной тишине и неге беспробудно спящего среди плодовых садов и виноградников закавказского захолустного городка. Здесь в стенах старинной крепости располагалось юнкерское кавалерийское училище. Срок обучения для тех, кто, подобно Александру Елиадзе, имел среднее образование, сокращался до полугода, а тем из молодых дворян, кто аттестата об окончании среднего учебного заведения не имел и должен был восполнить пробелы своего образования, предстояло пройти общий курс; срок обучения для них определялся в один год.

— Да я и сейчас могу сдать всю ту премудрость, которой нас пичкают здешние гимназические педагоги! — возмущался Михаил Ханыков, никаких аттестатов, кроме постановлений об исключении его последовательно из нескольких учебных заведений, не имевший.