Зарево

— Вот воссел на трон Рувима, — сказал он, с удовольствием пошлепав рукой по резным подлокотникам кресла. — Сам Рувим в Петербурге. Там большие дела. Война сразу же обнаружила то, о чем мы всегда говорили: полную государственную несостоятельность бюрократического правительства. Экономически страна к войне не подготовлена. Но, к счастью, в стране существуют городские самоуправления, земства. Создаются общественные организации, Союз земств, Союз городов. Ну и тут, конечно, наш банк, непосредственно связанный с кредитной и промысловой кооперацией, — слышали сейчас мой разговор? Ведем огромные закупки масла для армии. Да что масло! Солдату, чтобы воевать, кроме оружия, необходимы миллионы пудов хлеба, мяса, круп, махорки. Кстати, насчет махорки, Джафар Бекмурзаевич. Не возьмете ли вы на себя, дорогой, этот вопрос? Ведь махорка где-то у вас там, в Краснорецке, Екатеринодаре.

— Как же, наш губсоюз производил крупные закупки в тысяча девятьсот двенадцатом году, — ответил Джафар. — Ассигнуйте — и я завалю вас махоркой.

— Чудесно! — вскричал Швестров. — Такие люди, как вы, сейчас нужны. Теперь наше время пришло, да! Вы еще увидите, что проделает война! Без демократии выиграть войну невозможно. В Государственной думе уже создается «прогрессивный блок». Слышали? Власть перейдет к либералам, потом к демократам, так-то. Учтите также и давление из-за границы. Шутка ли, воюем в союзе с западными демократиями! Закупки из-за границы будут производиться чу-до-вищ-ные. Ведь чего ни хватись, ничего нет. Вот потому-то Рувим и сидит в Петербурге: ожидаются грандиозные кредиты. Да, война большое дело, Если бы не война, — он придвинулся к Джафару и сказал ему на ухо, — сейчас была бы уже революция, страшная революция — я — ко-бин-ская. Уж я — то знаю, меня война застала в Баку. Ну и город! Котел! Кипит, бурлит, все дрожит. Каждую минуту ждешь, что все на воздух взлетит, ей-богу. Большевики орудовали там вовсю. Встретился я с одним товарищем социал-демократом. Говоришь с ним, а сам думаешь: вот он, будущий Сен-Жюст, которого рабочая революция несет к власти. И ведь силища! Три месяца шла забастовка. На Волге уже из-за недостатка нефти пароходы начали останавливаться. Стачечный комитет каждый день прокламации по городу расклеивает. От градоначальника — одно объявление, они ему в ответ — десять. И вдруг война, мобилизация. Половина забастовщиков — русские, грузины, армяне — сразу попала под призыв. Без них забастовка пошла, конечно, на спад. Знаете, сильная все-таки пружина любовь к родине. И ничего, пошли в казармы. Убили, правда, новобранцы полицмейстера Ланина, он к ним некстати сунулся. Но так или иначе, а серые шинели надели, винтовку на плечо — и за царя, за отечество.

— Но если столько революционеров пошло в армию и получило винтовки… — проговорил Джафар.

Швестров пренебрежительно махнул рукой.

— Думаете, повернут винтовки против правительства, по призыву Ленина, да? Войну империалистическую — в войну гражданскую? А что это значит: война империалистическая, осмелюсь спросить? Столкновение империалистических трестов, так? Допустим. Ну, а наша страна с ее пережитками азиатчины? Что с ней произойдет? Да то самое, о чем мы с вами толковали: мирное передвижение власти влево…

Швестров был в упоении. Это взвинченное настроение даже отчасти передалось Джафару, более уравновешенному.

Обедали они вместе в «Большой Московской», где Джафар снял номер.

А на следующий день Джафара через посредство правления Кооперативного банка прикомандировали для работы в создающийся аппарат Союза городов — организации, имеющей целью помогать правительству в санитарном обслуживании армии, в размещении беженцев.

Сперт и насыщен был уличной пылью багрово-желтый воздух на улицах Москвы, когда Джафар неожиданно для самого себя во время грандиозной манифестации со знаменами выступил от имени народов Кавказа и сказал речь, призывая к войне до победного конца.

И не знал Джафар, что одновременно с ним, но только не поездом, а на тяжелой, груженной кирпичом барже, прибыл в Москву еще один веселореченец — в стареньком бешмете, с кинжалом на поясе, обросший черной густой бородой. Это был Жамбот.

5

Жамбот зимовал в Самаре. Баржа вмерзла возле причалов, и Жамбот нанялся на работу в «кузнешное завидение Берестава», как было обозначено на вывеске, написанной самим владельцем кузницы.

Зарабатывал Жамбот не очень много, но рад был уже тому, что суровую русскую зиму, для него непривычную, провел у огня.