Зарево

— Имеем благодарность его высочества, — сказал Аркадий Иннокентьевич.

— Вот видите, его высочества… — И карие глаза Чабреца заиграли таким весельем, что Саша закашлялся, чтобы подавить смех, и приложил платок к губам.

— Ну, так вы должны знать, что дорога, по которой шло наступление одной из наших колонн… Вот отсюда, с севера, в обход Кепри-кея, шло по водораздельному хребту, вот здесь, по Северному Армянскому Тавру…

— Неоднократно сам проезжал по этой дороге, но ничего не знал. Вы, Аркадий Иннокентьевич, знаете эту дорогу, это через Ольты? — спросил Чабрец.

Но тот, став у окна и своей долговязой фигурой заслонив свет, ничего не ответил.

— Что это вас заинтересовало, Аркадий Иннокентьевич? — спросил Чабрец.

— Какая-то женщина разговаривает с нашим часовым, — ответил Аркадий.

— Это никуда не годится. О чем могут быть разговоры? — вставая с места, сказал Семен Иванович.

— Если разрешите, я выясню, — живо откликнулся Аркадий.

— Что ж, выясните. И кстати пришлите мне… — Он подумал. — Старостин у нас где?

— В пути.

— А Куров? Тоже в пути?

— Тоже.

— Досадно… А Василий Гаврилов?

— Кажется, вернулся.

— Пришлите-ка его сюда. Надо какого-то боевого шофера послать съездить и разведать эту дорогу. Дело-то серьезное.

— Так точно. — И Аркадий Иннокентьевич быстро исчез, видимо довольный тем, что начальник отпустил его из кабинета, где шел разговор ему неинтересный.

— Ну, теперь, Саша, мы имеем по крайней мере час для разговора. Васю Гаврилова раньше он не найдет. Это наш товарищ, и он не только разведает дорогу, но и перевезет в машине все, что нам нужно.

— Неужто такой большой груз, что требуется машина? До сих пор я его без труда провозил у себя под седлом, — сказал Саша.

— Груз — во! — И Семен Иванович развел руками. — Да и зачем подвергать вас излишней опасности, вы нам еще пригодитесь.

Они взглянули друг на друга, и столько теплоты и сердечности было во взгляде у обоих, что оба смутились.

Семен Иванович пригнулся к письменному столу и стал возиться в одном из боковых ящиков его. Там что-то щелкнуло. Из потайного отделения ящика Семен Иванович вытянул лист печатной бумаги и протянул его Саше.

— Мы перебрасываем на фронт несколько десятков тысяч этого обращения — это первомайское обращение Тифлисского комитета и Кавбюро РСДРП.

«Вы, насильственно наряженные в солдатские шинели рабочие, крестьяне, вы, оторванные от рабочих станков и сохи, покинувшие семьи в жертву голоду… — читал Саша. — Вы истекаете кровью на позициях, а за вашей спиной министры и дипломаты торгуют вашей кровью, получают взятки, продают планы, извещают неприятеля о ваших движениях. Вы, наголодавшиеся и изнуренные, подставляете груди под пули и штыки, а вас обкрадывают интенданты, подрядчики и правительство, которое думает о своих карманах, а не о ваших нуждах.

Международный союз восстанавливается. Интернационал выходит из жестоких испытаний стойким и укрепленным на позиции классовой борьбы и призывает пролетариат к международной солидарности, к борьбе под красным знаменем против международной буржуазии, за социализм.

Война войне — его клич!»

Саша дочитал и невольным движением хотел спрятать за пазуху листовку, но Семен Иванович протянул руку, и Саша покорно отдал ему листовку.

— У вас их будет целый тюк, — сказал Семен Иванович.

— Хорошо, — согласился Саша. — Кто это писал?

— Мне неизвестно, а тот, кто прислал в нашу армию этот подарок, он вас знает и велел вам поклон передать. Вам он известен под ласковым именем — Алеша.

— Алеша? Товарищ Джапаридзе? Он разве в Баку? — в изумлением и радостью спросил Саша, схватив за рукав Семена Ивановича. — Но ведь он был в ссылке на Енисее?

— Бежал из ссылки, побывал в Петербурге и вернулся в Закавказье. Он ведет работу в действующей армии, и вы, может быть, увидите его.

— Едва ли, уж очень мы с Жердиным в глухом углу оказались.

— Кстати, о Жердине, Алеша знает Жердина по Баку и просит устроить ему встречу с ним.

— Сейчас товарищу Николаю будет очень затруднительно держать связь с фронтом, — озабоченно сказал Александр. — До этого передвижения, находясь непосредственно в составе корпуса, мы были прекрасно связаны с Александрополем. А теперь, когда отряд генерала Мезенцева оказался на крайнем левом фланге позиций нашего корпуса, Жердин как бы привязан к своей батарее… Я уже месяц не могу попасть в Александрополь. Как там Лена Саакян? — спросил он с беспокойством.

Семен Иванович вздохнул и ничего не ответил. Саша оглянулся на дверь и вынул из широкого рукава своей черкески тетрадку.

— Вот, — сказал он. — Я сделал то, что вы мне в прошлый раз поручили… Вот здесь на первой странице воззвание от имени одной из наших артиллерийских батарей, а дальше крестиками обозначены подписи солдат. Каждый ставил этот крестик собственноручно, и под каждой группой крестиков проставлены цифры и буквы ее обозначающие. Вот пять «эс» «бе». Это значит — пятый стрелковый батальон. Три «и» «ер» — это третья инженерная рота. И так далее.

И Саша, еще раз взглянув на дверь, прочел вполголоса: