Зарево

Возможно, он потому не понимал Люду, что путь ее жизни не был похож на путь его жизни. Она выросла в сытости и довольстве состоятельной семьи, образование само шло ей в руки. А он, сын многосемейного дьячка-пропойцы, в детстве был попрекаем каждым куском хлеба и проклят родителями, когда, окончив духовную семинарию, не вступил на путь священничества, а выдержал вступительные экзамены на медицинский факультет. Баженов не знал отца Люды, но ему думалось, что он был из тех людей, которые залихватски когда-то в молодости заламывали студенческие фуражки и хором пели «Гаудеамус». Это были «красные», и Баженов сторонился их, не понимал, зачем поступали они на медицинский факультет, если уж так решительно собирались делать революцию. И он не верил ни в их преданность науке, ни в их революционность.

Но от студентов-белоподкладочников он был еще дальше. Толкнуть будто бы нечаянно своим залатанным локтем жирного барчонка и не извиниться и потом слушать его злобное поскуливание — в этом удовольствии он тогда не мог себе отказать. Не вмешиваясь в политическую борьбу своего времени, Аполлинарий Баженов шел своим путем, узкой и трудной тропой науки, не догадываясь, что ему при всей нелюбви к господствующим классам предстоит оказаться на службе у них.

По окончании университета Баженов встретился с профессором Заболотным. Даниил Кириллович происходил из крестьян и поднялся на вершину знания и культуры. Одно это уже внушало к нему уважение и доверие. Заболотный исповедовал святую и наивную веру в то, что наука, и только она, призвана спасти человечество. В соответствии с этим признанием Заболотный ставил перед наукой такие цели, от которых дух захватывало, — и Баженов пошел за ним и рядом с ним. И как удивились бы они в то время, если бы им сказали, что в своей науке они являются революционерами и что их научные цели могут быть полностью осуществлены только в государстве социалистическом.

Революция, социализм… Они, пожалуй, против «этого» ничего не имели, но пусть этим занимаются те, другие, достойные всяческого уважения за свои стойкость и честность, за свое бесстрашие, люди — революционеры. «К нам, людям науки, это не имеет никакого отношения», — так говорили Заболотный и Баженов, хотя по стойкости, честности и бескорыстию, по настойчивости в достижении благородных целей, да и по строгому пониманию своего долга перед народом, из которого они вышли, они сами больше всего походили на революционеров.

Они шли узкой и трудной тропой подвигов и, как подобает революционерам, внимательно приглядывались к каждому, кто хотел стать их сподвижником. Так приглядывался Баженов к Люде: «Понимаешь ли ты, какой путь избираешь? Серьезно ли это у тебя?»

Часть вторая

Глава первая

1

Ранней весной 1914 года в местности севернее Батума в одну темную и бурную ночь, словно бы предназначенную для контрабандистов, маленький парусник вошел в потаенную бухточку среди диких скал. Здесь с большой поспешностью были сгружены шесть основательно запакованных тюков. Старик рыбак Ибрагим Ходжалия со своими двумя сыновьями принял эти тюки у отважных моряков-черноморцев, спрятал их в укромном месте, в пещере неподалеку от побережья. Немало книг, типографского оборудования и оружия прошло через эту пещеру.

Старик Ходжалия, почитаемый в селении за свой тихий нрав, за честность и скромность, давно был важнейшим звеном подпольной партийной почты. К нему приезжали из Тифлиса, а иногда из Баку забрать то, что хранилось в пещере, и каждый такой приезд был праздником для старика. Он расспрашивал о том, что нового в мире, как идет борьба за то дело, которому он служит. На этот раз он тоже ждал посланцев из Тифлиса, Но никто не появлялся. Что делать?

Нужно терпеливо ждать, ведь даже обычная почтовая связь может прерваться — тем более эта, вся сплетенная из самоотвержения и подвигов, связь, держащаяся на людях, за которыми охотится столько врагов…

А в Тифлисе произошло именно то, о чем догадывался и чего опасался Ибрагим Ходжалия. Полиция подвергла разгрому подпольный большевистский комитет, недавно восстановленный. Аресты эти произошли в то время, когда среди рабочих Тифлиса шли сборы подписей под протестом против исключения на пятнадцать заседаний членов Государственной думы — социал-демократов. Сбор подписей шел успешно, и местные власти решили эту политическую кампанию парализовать.

И кто знает, сколько времени пролежали бы тюки литературы в прибрежной пещере нераспакованными, если бы в Тифлисе не уцелел от ареста один юноша, недоучившийся студент Александр Елиадзе.

Впоследствии выяснилось, что во избежание провала крупного провокатора полиция вынуждена была ограничиться арестами только некоторых членов комитета и кое-кого намеренно оставила на свободе.