Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека

Какова же была та природа, те наследственные особенности темперамента и умственных способностей, которые дети получили от своих родителей и их предков? Об отце мы знаем очень мало. Вот как характеризует его внук: «Павел Алексеевич умер 82 лет от роду; отличался хорошим здоровьем и выносливостью; любил похвастаться своей невосприимчивостью ко всяким заразам (напр., к холере); отличался чрезвычайной аккуратностью (все у него хранилось разложенным по рубрикам с особыми заголовками); в житейских отношениях не умел хитрить; внутренне был грубоват». В биографии Н. П., написанной его вдовой, очевидно, со слов покойного мужа, отцу его посвящаются следующие строки: «Простой, неподкупно честный, строгий исполнитель своего долга, мало разговорчивый, методичный, отец в жизни детей играл мало заметную роль. Безусловно, он не имел никакого влияния на их судьбу, считая, что вывести их в люди он может, устроив «мальчиками» в галантерейный магазин».

Мне кажется, что в семье недооценивали отца. Правда, он не получил образования: воспитывался в кантонистской школе николаевских времен, где обучали только грамоте и военной выправке, без влияния семьи и матери. Даже высокая природная мягкость и интеллигентность при таких условиях не могли найти выхода. Врожденная активность и самостоятельность характера были подавлены и выражались лишь в «неподкупной честности и строгом исполнении долга». Привитые ему при солдатском воспитании условные рефлексы военной дисциплины заставили его принять за издевательство над ним со стороны штрафованного студента предложение отдать сына в «гамназию», где он, сын простого солдата, будет сидеть на одной скамье с сыном воинского начальника. Но ведь он все-таки отдал сына учиться, и не одного только, но всех шестерых, и в течение ряда лет платил за их учение значительную часть своего заработка, хотя знал, что его материальное положение очень облегчилось бы, если бы удалось сразу определить детей в «мальчики» при галантерейном магазине. Да и то обстоятельство, что он из николаевских кантонистов сделался старшим писарем, показывает недюжинные способности: он был одним из немногих выдвинувшихся. И та методичность в исполнении своих обязанностей, о которой пишет внук, есть очень ценное наследственное свойство, за передачу которого его сыновья должны быть очень признательны: без этого свойства трудно быть хорошим ученым или хорошим врачом, без него трудно и учиться. В моем представлении фигура Павла Алексеевича рисуется сходной с обликом отца М. В. Ломоносова, архангельского крестьянина и рыбака, первого в своей деревне ходатая по всем делам, энергичного человека, погибшего в одной из дальних поездок на рыбную ловлю в Ледовитом океане. Много высоких генотипов, обладающих самыми ценными наследственными качествами, рассеяны в широких массах народа и не могут проявиться в яркой форме, задавленные тяжелыми внешними условиями, совершенно искажающими их фенотипы.

Мы живем в великое революционное время, когда упали перегородки между «высшими» и «низшими», когда всякий имеет право дерзать выйти на широкую дорогу деятельности, сообразно своим силам и способностям. В николаевские времена для П. А. Кравкова, исковерканного кантонистской муштровкой, должность старшего писаря была высшей доступной для него формой фенотипного проявления его врожденных способностей; в наши времена эта форма была бы совершенно иною.

О родителях П. А. в его семье ничего не известно. В кантонистские школы отбирались обычно дети-сироты, очень часто евреи или незаконнорожденные, подброшенные неизвестными матерями. На фотографии П. А. не видно ярких черт еврейского типа, нет их и у его детей. Кто были его родители, по-видимому, никто в семье не знал, не знал, кажется, и сам П. А.; всего вероятнее допустить, что он был незаконнорожденным, подкидышем.

О матери Н. П. в семье сохранились совершенно определенные воспоминания: «Евдокия Ивановна Кравкова отличалась незаурядными нравственными качествами. С высоким интеллектом, умная, гордая, самолюбивая, не легко сближавшаяся с людьми, социально выше ее стоявшими, дабы не столкнуться с оскорбительным для нее отношением покровительства, снисходительности, неблагосклонности, – только ей дети обязаны своим образованием. Детей она сама обшивала, стряпала и несла всю черную работу на дому». «Будучи почти безграмотной, едва умея читать и по-печатному подписывая свою фамилию, она прекрасно декламировала французские стихи, вставляя подчас и в обычную речь отдельные французские слова и целые выражения. Вспоминается она несравненной рассказчицей сказок, былин и легенд, которые все дети в тесной, маленькой комнатушке при еле мерцавшей перед образом лампаде слушали, затаив дыхание, с замиранием сердца, вздрагивая от каждого шороха».