После увольнения из МГИ С. Г. Левит каждый день уходил из дома в Ленинскую библиотеку, делая вид, что он ходит на работу: он не мог допустить, чтобы жена (которая жила всю жизнь «за его спиной») или дочь (от которой он прятал газетные вырезки с фельетонами братьев Тур) что-либо заподозрили. За ним постоянно ходили два сотрудника политической полиции, чтобы предотвратить контакты. Однажды Левит ушел на две-три минуты от преследователей и позвонил по телефону-автомату близкому другу и сотруднику, который был ему многим обязан и от которого он мог ожидать ответного благодеяния. Он просил позаботиться о жене и о любимой дочери. Но близкий друг решил раззнакомиться с потерявшим влияние благодетелем. Семье серьезно помогал другой из друзей Левита.
С. Г. Левит был арестован в ночь с 10 на 11 января 1938 г. Арест был назначен на 10-е число, но С. Г., чтобы не будить дочь, всю ночь водил по улицам Москвы тех, кто пришел за ним. Лишь утром он вернулся домой, и за минуту до ареста состоялся разговор: «Папа, ты принес мне билеты на елку?» – спросила сквозь сон девочка. – «Да, билеты на столе».
В мае 1938 г. в камере С. Г. Левита два дня провел Давид Григорьевич Оппенгейм, директор 1-го Мединститута. (Маленький, толстенький, в пенсне и с усиками – по моде времени – он был очень похож на Берию.) Левит и Оппенгейм входили в одну партячейку и потому были «на ты». Оппенгейм уговаривал товарища по партии признаться во всем, что от него требуют. С. Г. Левит стойко держался четыре месяца, потом еще двое суток, но обменял вынужденное признание на короткий телефонный разговор с дочерью.
17 мая С. Г. Левит был приговорен к смертной казни за терроризм и шпионаж (при обыске были изъяты вещественные доказательства: пишущая машинка, кинжал и фотоаппарат). Он был расстрелян 29 мая. Реабилитирован посмертно 5 сентября 1956 г.
Заключая этот раздел, напомню, что Мёллер называл Левита
Неврогенетика в 1939 и 1948 гг
Когда Сталин весной 1937 г. разрешил провести в Москве в августе 1938 г. Генетический конгресс, он блефовал. В июле 2 члена Постоянного международного комитета голосовали безусловно за СССР, 2 – условно, 8 – определенно против. VII конгресс прошел в Эдинбурге, в августе 1939 г. А в Москве, в октябре 1939 г., сразу после распубликованного открытия грандиозной ВСХВ, состоялось совещание по генетике, теперь при редакции журнала «Под знаменем марксизма».
С. Н. Давиденков охарактеризовал дух времени в выступлении на совещании. Там он осуждал евгенику американского и германского образца, а себя к подобным евгенистам не причислял. Может показаться, что это расходится с позицией 1930 года. Но это не так: Давиденков осуждал расовые, антисемитские и стерилизационные эксцессы, но не идею евгеники в стиле Кольцова. Вспомним, что его сын – студент Николай был в это время арестован по политическому обвинению и некоторое время был в тюрьме (и начальство могло предполагать, что Давиденков будет легко управляем), и восхитимся его вдохновенной защитой клинической генетики на совещании 1939 года.
Назвав ряд успехов применения генетики в клинической неврологии, Давиденков отметил: «…Доцентура по генетике, которая была в ленинградском Институте усовершенствования врачей, уничтожена, и вообще атмосфера работы очень тяжелая. Вы чувствуете себя так, как будто протаскиваете враждебную идеологию, и часто кто-нибудь дает дружеский совет, – я недавно получил дружеский совет одного видного врача по нашей специальности: я вам посоветую, бросьте заниматься генетикой, слово “наследственность” нельзя произносить» [446] .
Давиденков тогда подводил итоги многолетней работы, которая увенчалась гипотезой