ЧЕРНОЯРОВ. Маленькую цитологическую справочку. В Киеве есть такой цитолог на кафедре гистологии – Шахов. Он докладывал в 1936 г. о числе хромосом у человека. Я препараты видел – идеальные. Как техник он стоит высоко, И у него количество хромосом колеблется от 50 до 150 у человека. Так что это никуда не годный объект. Ничего с ним сделать нельзя, ибо он показал от 50 до 150 хромосом. Он приводил всю известную литературу. Но только я видел именно его препараты. Поэтому я и говорю, что он никуда не годный теоретик, но практик – изумительный.
Вы говорите, что вы находите некоторые ненормальности у человека – полулетальные гены. Животноводы, когда находят полулетальные и летальные гены – отправляют животных на мясо или выводят из стада. А Вы находили летальные гены, – как бороться с этими болезнями?
С МЕСТА. Вы говорили вначале, что [никогда не] занимались евгеникой, что Вы считаете своей ошибкой и ошибкой своих единомышленников, что вы некритически восприняли некоторые теории буржуазных евгенистов. Как Вы относитесь к русской евгенике, имели ли Вы сами работы по евгенике, и если имели, то как Вы их сейчас расцениваете?
ДАВИДЕНКОВ. Я понимаю заданный вопрос о средовых факторах, влияющих на доминантные признаки, и о том, какие имеются тут основания думать о хромосомальном механизме наследственности. Нужно объединить оба эти представления. Средовые факторы играют чрезвычайно большую роль в случаях неполного доминирования, которых, по-видимому, большинство в патологической наследственности человека, но ясно точно также и то, что случаи неполного доминирования не годятся или плохо годятся, во всяком случае, с большой натяжкой, для подтверждения или отрицания хромосомальной теории наследственности. Но есть случаи стопроцентной пенетрантности.
(
Простите – пенетрантности, значит проявляемости. Другими словами, все 100 % носителей генотипов проявляются; в этих случаях мы можем уже следить за ходом наследственности, и тем получаем правильные пропорции, которые иначе трудно объяснить. Я иначе не могу объяснить. Я вам показываю доминантные правильные ряды, где отношение было 1:1. Но это касается форм, где проявляемость очень велика. Там же, где она неполная, там расчетов делать нельзя, потому что мы большею частью не знаем величины этой проявляемости.
(
Чем проявляемость более полная, тем больше мы влияем на средовые факторы. Но если проявляемость стопроцентная, то трудно думать о профилактике, но попытки делать можно, потому что полные сто процентов вряд ли будут.
(
Нет, товарищи, и вот почему. Все-таки нет таких форм, с которыми мы бы считали себя бессильными справляться, если мы сейчас с ними еще не справляемся. Возьмите какое-нибудь заболевание, например, амавротическая идиотия. С ней пока ничего нельзя сделать – это аномалия обмена, но мы оптимисты в смысле терапии этих форм, потому что мы не считаем, чтобы где-нибудь была полная и абсолютная стопроцентная проявляемость какого-нибудь гена.
Другой вопрос: как бороться с полулетальными генами? В смысле медицинском мы можем не вылечить, но мы можем ему многим помочь в этом отношении. Если какой-нибудь больной с тяжелой миопатией или атаксией лежит и не может ложки поднести ко рту, то мы с вами гимнастикой или ортопедическими приемами достигаем того, что этот калека встал или донес ложку до рта. Разве мы не оказываем ему пользу? Конечно, мы вмешиваемся, так что в смысле пользы мы можем ее принести даже исходя из того, что он остается больным.
(
Он остается аномальным в смысле того, что у него нет задних столбов, но мы его приучаем к новой координации.
(
По-видимому, придется составлять родословную по «Ругон-Маккару». Давайте тогда не будем говорить.
Следующий вопрос, заданный мне, такой: «Если Вы признаете хромосомную теорию наследственности у человека, каким образом вы отрицаете евгенику?» Я не понимаю, почему я не могу отрицать евгенику, признавая хромосомную теорию.