Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека

Справедливость требует, однако, сказать, что в этом отношении он не одинок и по основной направленности идей не только имеет предшественников среди замечательных русских и зарубежных мыслителей-дарвинистов, но в сущности говоря, как и эти последние, в значительной степени развивает основополагающие идеи, с гениальной прозорливостью и силой высказанные самим Чарльзом Дарвином. Конечно, он делает это на современном уровне.

В коренном перевороте мировоззрения, вызванном появлением теории Дарвина, не все идейное богатство его колоссального научного наследия встретило сразу должную оценку и не все великие мысли получили равномерное и достойное развитие. Первый и величайший труд Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора», опубликованный в 1859 г. и полностью распроданный в день выхода (случай беспрецедентный для науки того времени), сокрушительно покорил мысль, и именно его ведущая идея – эволюционный прогресс на основе индивидуального естественного отбора, переживания и размножения наиболее приспособленных особей (курсив мой. – Б.А. ) – при отчаянном, но сравнительно беспомощном сопротивлении догматиков, клерикалов и ретроградов от науки властно и надолго овладела умами мыслящих людей. Именно эта идея первой «получила фору» и определила преимущественные тенденции развития дарвинизма и, конечно, прежде всего ходячие обывательские представления о его содержании. Как бывает на первых порах почти во всяком мощном идейном движении, среди ярых последователей, популяризаторов, пылких пропагандистов и комментаторов великих идей, так доходчиво и просто объяснивших дотоле непонятное и чудесное, нашлись и вульгаризаторы, и упрощенцы, и роялисты большие, чем сам король. Возможно, не в самую счастливую минуту родившееся на свет соблазнительно яркое выражение «борьба за существование » вместо скрывавшегося за ним широкого и « метафорического » дарвиновского значения стало порою употребляться не в переносном, а в буквальном смысле. Именно в таком извращенном обывательском понимании этот «закон зубов и когтей», неправомерно перенесенный некоторыми эпигонами дарвинизма из биологии в социологию, стал идейной опорой социал-дарвинизма. В том обществе, где индивидуализм, частное предпринимательство, чистоган и «сильные личности» решают успех, именно такая интерпретация получила заметный резонанс, переродившись в иных случаях в ницшеанскую идеологию «белокурых бестий» и «сверхчеловеков», которым позволено все. Не в столь откровенно каннибальском варианте этот же знакомый мотив слышится все же и в наши дни в нередкой акцентировке «агрессивной животной биологической сущности человека», в тенденции подчеркнуть, что человек в сущности не более чем довольно-таки злая «голая обезьяна», зоологические инстинкты которой вроде «территориального императива» Ф. Ардри якобы сдерживаются лишь идущими наперекор природе законами общежития.

Между тем, спустя двенадцать лет после появления «Происхождения видов», в 1871 г., вышло в свет одно из самых замечательных произведений Ч. Дарвина «Происхождение человека и половой отбор», в котором в полный голос зазвучал совсем иной мотив, едва слышный в «Происхождении видов», – мотив группового отбора социальных инстинктов .

Это произведение, особенно его IV, V и XXI (заключительную) главы, должен был бы прочесть каждый культурный человек, желающий понять, что он собой представляет с естественно-исторической точки зрения. Но, может быть, читатель не посетует на несколько взятых оттуда цитат, достаточно намечающих хотя бы и пунктиром красную линию этого произведения.

Вот они:

«Мы видим, что чувства и впечатления, различные ощущения и способности, как любовь, память, внимание, любопытство, подражание, рассудок и т. д., которыми гордится человек, могут быть, найдены в зачатке или в хорошо развитом состоянии у низших животных» [484] ;

«Я вполне согласен с мнением тех писателей, которые утверждают, что из всех различий между человеком и низшими животными самое важное есть нравственное чувство, или совесть… Оно резюмируется в коротком слове «должен», столь полном высокого значения. Мы видим в нем благороднейшее из всех свойств человека, заставляющее его без малейшего колебания рисковать своей жизнью для ближнего; или после должного обсуждения пожертвовать этой жизнью для какой-нибудь великой цели в силу одного только глубокого сознания долга или справедливости» (гл. IV).

«…Не без колебаний решаюсь я противоречить столь глубокому мыслителю (Дарвин имеет в виду Джона Стюарта Милля. – Б.А. ), но едва ли можно спорить против того, что у низших животных моральное чувство инстинктивное, или врожденное; и почему же не быть тому же самому у человека?» (гл. IV, с. 75).