Заря счастье кует

– Лакеев нету, – предупредил он прилично поставленным басом и указал мне рукой на свободную нижнюю полку.

Два сиих жеста означали, вероятно, что пробку гость должен вскрыть сам, что гость может сесть... Так, во всяком случае, понимал я хозяина.

– Лакеев нету, – положил дядя рядом с бутылкой впрозолоть закопченного чебака. Он поощрительно поблескивал маленькими хитроватыми глазками и в то же время теми же глазками зорко, приметливо, хватко исследовал, изучал своего «гостенька».

В поездах знакомятся без церемоний.

Через пятнадцать минут, полчаса я уже знал, что хлебосольный радушный владелец «питейной» наволочки есть директор одного из новых закладывающихся леспромхозов Министерства путей сообщения, что пилит он «основную шпалу», что лесодобытчик он «стародревний» – времен поперечной и лучковой пилы.

– Все степени превзошел. Из сучкорубов карабкался. Обуви не было – босиком в лес... Подошвы у ног смолою-живицей намажу, по сосновым иголочкам потом потопчусь – вот тебе и подметки. Не от всякой колючки подпрыгиваешь.

Отрекомендовавшись так, «стародревний» лесодобытчик с обезоруживающей простотой выпытал у меня, что я интересуюсь не лесом, а зачатками сельскохозяйствования на Тюменском Севере.

– Ну и куда же ваш путь! – полюбопытствовал дядя,

– Остановлюсь в Комсомольском леспромхозе. Говорят, там теплицы и птичник...

– Теплицы и птичник!.. А разъединственный в леспромхозах свинарник не хотели бы вы посмотреть! Заодно и дель-фин-ник! – поделил по слогам необычное слово дядя.

– Это где же такое? – удивился и настерег ухо я.

– Сразу так и скажи! – хохотнул в ответ дядя. – Всему – час. Если сельским хозяйством... зачатками, я вам вот что сейчас расскажу... Надо вам записать. И фамилию мою запишите. Не страшусь, хоть и сам тут не доблесть-геройски выгляжу. Про салат расскажу! Что он значит в тайге, этот самый салат! Вот послушайте, если сельским хозяйством...

Про салат

Мы повдоль всей дороги, хоть и в разных стоим министерствах, а друг друга, хозяин хозяина знаем. Мало ли у кого какой крах, срыв, прорыв, мало ли кому какая помощь бывает нужна! Тому кран дай, а он тебя лесовозами выручит. Тому троса отрежь, а он взамен – кисти малярные. Так и живем. Как можно соседу да соли в похлебку не дать! Короче – взаимовыручка. Вот по этим делам и бываем друг к другу.

Уж не помню, зачем среди лютой зимы приезжал я к... ну да после фамилию скажу. И надергано было мне там в подорожный гостинец (а может, в подшкурье, в задир) четыре ящика зеленого, с грядок, салату. «Погрызи, – говорят, – старик. Для печени очень влиятельно. Так же – для лысины». Подтравливают, одним словом.

Везу на утепленной машине этот самый хрен-цитрус-салат, и действительно, печень расстроилась: «А куда я его подеваю! – проблема возникнула. Одному мне его за присест не доспеть... Не со слонами воспитывался. Раздать итээровцам – разговоры из-за пустяка породятся. Сдать в столовую – вовсе гусей раздразнить. На тебя и нарекание живое. У людей, мол, салат свежий, а у нас – доклад прежний. Ни теплиц, ни курей покуда в моем леспромхозе.

Еду так, мучаюсь в думках и вдруг – мысль: «Сдам-ка я его в детский садик. Никому не обидно, а ребятишки-детишки похрумкают».

С этой мысли стало мне и приятно, и радостно. К золотой середине пришел. Не знал, старый пес, что через недолго заплачу.

Как завидела детвора эту зелень – треволнение в детсаде произошло. Ведь ребенок, если кости его организма по мелу, по углю, по глине ли вдруг заскучают, он ведь сам без врача себе – лечащий врач.

Находит кусок штукатурки и ест. Вот и эти... Дрожат и грызут. До дрожи им зелень нужна.

«Мои детки таежные. Мои заюшки малые... Окормил вас болгарскими перцами, засушил вас сухим молоком».

– Нет! – воскликнул мой спутник, – Нет!!! – пристукнул ладонью о стол. – Правильно, жизненно он, Михайло Красилов, рискует! Он, помимо свинарника, еще и коровник в своем леспромхозе закладывает. Свинарник, коровник, дель-фин-ник!.. Я сейчас вас сведу. Познакомлю. Он в соседнем вагоне едет...

Сорок отцовских тесин

Миша прошел пешком двадцать с лишним километров. За плечами висела котомка, а старенькие сапоги, связанные тесьмой по ушкам, нес в руках. На берегу реки высились аккуратные штабеля леса, на другом берегу, за широкой рекой, грудился небольшой городок. Там ремесленное училище, куда после семилетки надеется поступить Миша Красилов.

Паром виделся на средине реки, но правился он сейчас к городку. Стало быть – ждать.

Паренек прилег на теплые, угревшиеся под августовским солнышком бревна, поправил в изголовье котомку и вскорости задремал. Дома утром взбудили- то раненько. Снилось: воет Пиратко, он в какой-то беде, дозывается Мишу.

Мальчик тревожно вскочил.

Выл-гудел отходящий паром: чуть ли не проспал. Схватив сапоги, паренек со всех ног устремился к причальному трапу. Едва успел он заскочить в сутолоку людей, повозок, машин, – паром тронулся.

– Билетик приобретите, молодой человек, – предстала перед ним бдительная кассирша.