Заря счастье кует

Михаил после окончания института уже успел «вкусить» леса. Сибирского. Лишний раз убедился, что через колено его не ломают, белой ручкой его не возьмешь. Он побывал на должности мастера лесозаготовок, технорука, руководил одно время пригородным одним леспромхозом, а теперь получил назначение в «коренную» тайгу на должность... вначале ее называют «директор тайги». Группу из трех человек возглавлял директор промкомбината «Облмежколхозстрой» Георгий Филиппович Капранов. От Ивделя, что на Урале, пешим ходом, с рюкзачками, с консервами в рюкзачках, отправились они вдоль линии строящейся железной дороги. Шли вначале по насыпи, потом пробирались по просеке, дальше – по компасу, шли разыскивать «точку на карте». Через тринадцать суток они оказались в той «точке» – на местности.

Девственная соковая тайга... Недотрогой глядит. Несмеяной-царевной нахмурилась. Верещат под ногами непуганые бурундуки: не медведи ли их потревожили! Обуяли запахи, запахи... Прель лежалой хвои и зеленая младоусая сила хвои нарастающей. Пахнет «точка на карте» соболиными выводками, зоревым лосьим боем, прошлогодним медвежьим логовом, глухариным линялым пером и еще... бог весть чем! Чем придумаешь, то и нанюхивается. На солнечных проймах, в просветах полян, устилает гривки и мхи забагряневший попрыск брусники. На вершинах дерев, в обрамлении хвои, источает смолу недозревшая липкая шишка. Она дремлет пока. Ни единой ресничкой еще не вспорхнула. Всему час...

Красилов выбирает «типичное» дерево и на глазок измеряет его диаметры. В срезе... В отрубе... Чудо-сосны! Стан до небес!

Так выглядел в 1962 году будущий Малиновский леспромхоз. Где-то здесь затаился, обустроил берложку главный инженер затеваемого предприятия Виктор Иванович Грудцын. Красилов-то знает, кого он здесь повстречает, а Грудцын...

– Михаил!

– Виктор!

Сияли зубы. Немилостиво колотили, шибали друг друга по дюжим плечам, по хребтинам, по ребрам: «Значит, вместе!!» – «Выходит, что так!» – «Это же здорово!» – «Да еще как!» – «А мне сон...» – «В руку сон».

Встретились два вчерашних студента, два однокурсника из одного института – из Поволжского лесотехнического. Пять лет древесину там «грызли». Кислогорько и терпко подчас приходилось, но зубы-то молодые!

Позднее прислали Красилову и заместителя.

Теперь уж в два голоса:

– Иван!

– Парни!

Опять немилосердные колотушки, объятия, вольная борьба – мох из-под ног. Брусника – в кровь... Валится на молодые головушки спелая шишка.

До этого Иван Григорьевич Таланцев работал старшим инженером по сплаву в облысевшем одном леспромхозе, но звала инженера, манила, дразнила коренная большая тайга. И вот, сбылось. То не чудо ль, не диво!! Они вместе – три друга студенческих лет! Казалось, что кто-то по-отечески мудрый, кто-то явно впередсмотрящий сводит их, молодых дипломированных специалистов, к одной точке на карте и местности, к одному непочатому, трудному делу.

А оно так и было. Кандидатуры парней обсуждались в обкоме КПСС. Разыскивал же и подбирал их смелый, рисковый старик председатель совета «Облмежколхозстроя» Павел Артемьевич Осинцев.

– Кандидат в лешие, – посмеиваясь, представлял он очередного сокурсника. «Наши колхозные лешие», – станет называть парней он впоследствии. Друзья, как это в лешачиной породе положено, поначалу не брились, не стриглись, было негде и некогда, досаждала мошка. Красилов щетинился рыжеватой остью, Грудцын был откровенно белес, а у Таланцева, судя по поросли, намечалась чернявая борода.

Кружили между деревьями, планировали поселок. На свежеспиленном пне, на влажном срезе его, чертили однажды план. Пень и химический карандаш... «Здесь быть конторе» – квадрат. «Здесь станут магазин и столовая» – пара квадратов. Общежития, школа, гараж, мастерские, жилые дома. Так пень стал «населенным пунктом». Не по наитию чертили квадратики, не с птичьего вольного лета приценивались, а вдоль- поперек истоптали вначале тайгу. Колесом и зигзагами, прямиком и крест в крест. Оголяли от мхов коренные пески, брали пробы на грунт. Всесторонне раскритикуют высотку или гривку – всесторонне обсудят и преимущества их. Случалось, что и заспорят. Но уж если решили «колышек бить», то и быть посему.

Колышек заостряли один на троих. Забивал его тот, кто при жеребьевке вытягивал длинную спичку. Чаще всех везло почему-то Таланцеву. Иван возился с ним долго, вбивал его вкусно – леденец иссосать можно, пока он последний удар обухом топора нанесет.

– Заместитель по быту, – подмигивал Грудцын Красилову. – Ему и кол в руки...

– Кол хозяина знает, – отзывался Красилов.

Шутили-пошучивали, а сами, по правде сказать, свирепо Ивану завидовали. Не такое уж будничное это занятие – в коренной, вековечной тайге белый колышек бить.