Заря вечерняя

Но дед ни одну из этих старух к себе не взял. Перетерпев, как и полагалось, год одинокой тоскливой жизни, он привез себе из Кучиновки молодую, может быть, всего тридцатипятилетнюю женщину, — Галю. Привез он ее не в жены, как многие вначале думали, а в домохозяйки, «в прислуги», по словам нашей бабки Марьи. Трофим, вдовые невестки деда Игната, многочисленные внуки встретили Галю не очень ласково, стали реже заходить к нему в дом. Все им поначалу не нравилось в Гале: и как она варит обед, и как моет полы, и как белит стены, и как стирает. Обиженная и раздосадованная Галя несколько раз возвращалась домой в Кучиновку, но дед Игнат неизменно уговаривал ее и привозил назад. В первые месяцы Галиной жизни в Займище один лишь немой Митя, Трофимов сын, по-прежнему не обходил дедов дом стороною, возвращаясь из города, где он работал бондарем в райпотребсоюзе. Галя быстро научилась понимать Митю, и они часто подолгу беседовали, сидя на крылечке. Сдружилась Галя и с нашей матерью.

Зимними длинными вечерами Галя заходила к нам посумерничать, пощелкать семечки возле жарко натопленной лежанки или сообща сделать какую-либо крестьянскую работу. Чаще всего, расположившись на кухне, они с матерью терли на крахмал картошку. Работа эта однообразная, долгая, и ее действительно лучше делать сообща. Мы тоже пристраивались с терками где-нибудь в уголочке и, стараясь не порезать пальцы, помогали взрослым.

Галя рассказывала о своей жизни. Во время войны ее угнали в Германию, и она целых три года обихаживала коров на ферме у какого-то немецкого помещика. Он оказался на редкость злым и жестоким. За малейшую оплошность бил своих работниц вожжами или специально заведенным кнутом, в который были вплетены гитарные струны. Одну девчонку немец забил до смерти. Он накрутил ее косу на руку и бил головой об стенку до тех пор, пока она не умерла.

После войны Галя вернулась домой, в Кучиновку, стала работать в колхозе. Семья у них большая, многодетная, матери, после того как отец погиб на фронте, прокормить ее очень трудно, вот Галя и согласилась пойти к деду Игнату. Рассчитывать на замужество ей особенно не приходилось. До войны не вышла, а теперь кто на нее позарится — в деревне полно невест помоложе…

Дед Игнат Галиной семье помогал и деньгами, и продуктами. Мы не раз видели, как он воскресным днем, нагрузив своего Конька-Горбунка несколькими мешками зерна или картошки, отправлялся вместе с Галей в Кучиновку. Она сидела рядом с дедом на телеге в праздничной юбке и кофте, молодая, черноволосая. Глядя на нее, ни за что нельзя было поверить, что она почти четыре года была где-то в Германии, что потом маялась дома с многочисленными своими братьями и сестрами. Казалось, она всегда жила у деда Игната, спозаранку хлопотала во дворе, в саду, делая всю нелегкую домашнюю работу с завидным вниманием и охотой.

Дед Игнат Галей был доволен. Он как-то помолодел, выпрямился, забросил свой посох. Ходил дед всегда в чистой, вываренной в жлукте и выглаженной угольным утюгом рубашке, в хлопчатобумажном, обычном в то времена пиджаке, который сидел на нем особенно ладно и удобно. Бороду, оставленную было без внимания после смерти бабки Акулины, дед опять начал подстригать по-русски, полукругом.

По вечерам, когда мать с Галей терли картошку, дед тоже часто заходил к нам, садился на табуретке под часами, усмехался, обзывая теперь и нашу мать, и Галю егозами, поучал их, что крахмал лучше всего затевать на молодом месяце, на «молодычке», чтоб он был потуже и не «плыл», отстаиваясь в деревянном корыте-ночовках.

Собираясь домой уже почти около полуночи, Галя всегда следила, чтоб дед поплотней застегивал полушубок, надевал рукавицы. Она сама подавала ему лисью шапку, сама открывала дверь, сама несла освободившийся от картошки чугун.

Жить бы, казалось, деду Игнату при Гале и жить. Но вдруг опять навалилась на него беда. От долгого сидения на привязи поздней, уже снежной осенью взбесился Валет. Он сорвался с цепи, покусал вначале корову, потом Галю и деда Игната и убежал на огороды. Целыми днями он носился по округе, нагоняя на всех страх своим бешеным воем. Василь Трофимович и еще несколько мужчин, вооружившись ружьями, пытались его убить, но Валет каждый раз убегал от них и прятался в окрестных лугах и перевесках.

Убил его сам дед Игнат. Чуть оправившись от укуса, он встал на лыжи и настиг Валета на Смолярне, где у нас обычно хоронили погибших по какой-либо причине домашних животных и где в те годы не раз целыми стаями собирались волки.

Корову деду Игнату пришлось прирезать и захоронить на той же Смолярне. Собачью будку он сжег на огороде, а проволоку, по которой бегал на цени Валет, снял и спрятал и повети. Каждое утро теперь дед Игнат вместе с Галей ходил в медпункт, где фельдшерица делала им уколы против бешенства. По словам нашей бабки Марьи, уколы эти особенно «болючие» и делают их почему-то обязательно в живот.