– Что? – в свою очередь растерялся Щуман. Посмотрел на неё, как на чокнутую. – Какие плюсики?.. Я говорю о переносе эмоционального заряда. У него нет знака. Он универсален. Разница только в объёме… Если его много – можно снять и перенести много. Если мало – можно даже не пытаться: всё равно при переносе большая часть соскользнёт, останутся, как говорят в Оссии, одни слёзки…
«Одни слёзки», – как в тумане, повторила про себя Яна. Да, после рейдов оставались одни слёзки…
– А теперь представьте, – Щуман придвинулся к ней, заговорил тише, – представьте, что этим зарядом можно воздействовать на человека.
Яне в голову снова пришла аналогия с электричеством, на этот раз – очень жуткая: электрический стул.
– Можно предложить ему испытать ту или иную эмоцию. Или не предложить, а заставить.
– Всё насильно радостные? – пробормотала она, пытаясь осмыслить странные щумановские пассажи. Как можно насадить, предложить, заставить испытать чувство? Это же не материальное вещество, не шапка, которую можно надеть на голову.
– Радостные. Или безразличные. Или мотивирующие на работу, – произнёс Арсений. И Янины мысли наконец очнулись: побежали, перегоняя друг друга, толкаясь, взахлёб вырываясь наружу.
– Хотите сказать, вы заставляете кого-то работать? Как рабство, только ошейники не железные, а эмоциональные?
– Не так грубо, но суть вы уловили, – кивнул Щуман. – Только это не рабство. На экспериментальных фабриках, где этот метод применяют, созданы отличные, максимально продуктивные условия труда. Питание, отдых, медицинское обслуживание. Ежедневный скрининг. В цехах постоянно мониторят качество воздуха, температуру… Все довольны.
– Да ну? И рабочие тоже?
– Конечно. На них ежемесячно переносят эмоциональный заряд-удовлетворение.
– А какие ещё есть… заряды?
Щуман посмотрел на неё странно; во взгляде мелькнуло подозрение.
– А сами как думаете?
– Я, – сдержанно ответила Яна, – такими извращёнными размышлениями не занимаюсь.
– Наши инженеры и психоаналитики работают над этим очень плотно, – медленно произнёс Арсений. – На то, чтобы синтезировать из заряда новую эмоцию, уходит в среднем несколько месяцев. Сейчас есть удовлетворение, мотивация, бодрость, сила и симпатия.
– Как интересно, – протянула Яна, лихорадочно соображая: это прорыв в науке или портал в ад?
– Ещё бы, – кивнул Арсений. – Многообещающая область. Конечно, не все синтезированные заряды можно назвать эмоцией в чистом виде. Но в данном случае это неважно. И я хотел бы, – он сделал паузу, быстро косо глянул на Яну, – чтобы вы сотрудничали с нами в работе над этим.
Яна открыла рот. Уставилась на Щумана.
– Что это значит?
– Я хочу, чтобы вы сотрудничали с нами. Вы четыре месяца имели дело с материалами на куда более глубоком уровне, нежели оссийские обыватели. Вы интуитивно употребили по отношению к материалам слова «мощь» и «связь». Велика вероятность, что на таком же интуитивном уровне вы сможете эффективно работать над более тонкими промышленными задачами.
– Вы вербуете меня? – спохватилась Яна.
– Вербовать – значит, склонять на свою сторону. А я просто говорю о том, что буду рад, если мы станем коллегами. Помните, в нашу первую встречу я обещал, что будем сидеть за соседними столами? Мои предположения подтвердились, вы подходите. Вы думаете, я и другие специалисты комплекса просто так общались с вами так долго? Снимали данные, записывали ответы, анализировали ваши реакции и эмоциональные показатели?.. Мы изучали вас, Яна. Вы почти идеальны – я имею в виду, почти идеально подходите на роль участника программы по зарядам.
– Почти? – только и нашлась что ответить она.
– Процент трений есть всегда. Так что? Как смотрите на это?
– А что вы предлагаете взамен? – шёпотом, натягивая на руки рукава его пиджака, спросила она.
– Полную реабилитацию. Перспективную работу в психофизиологических лабораториях. Достойную оплату. Более чем достойную. И, конечно, возможность не обнуляться каждые два года.
– Ничего, что мне семнадцать? Вас не смущает такой юный возраст сотрудников?
– Ни грамма. Мы ориентируемся не на возраст, а на компетенции.
– Но у меня нет никакой компетенции.
– У вас есть интуиция.
– Мало верится, что вам этого достаточно.
Щуман выпрямился и резко, гневно выдохнул:
– С вами непросто, Яна. Честно сказать, я был уверен, что, как только упомяну про отмену обнулений, вы согласитесь тотчас.
– С чего мне вам верить?
– Я не хотел бы прибегать к этому. Но вы знаете, что в наших руках есть кое-что, благодаря чему мы можем рассчитывать, что ваши решения будут… обдуманными. Кое-что или кое-что, вернее. Ира, иди сюда.
Яна застыла.
Из-за купы елей появилась невысокая, полноватая женщина в светлом пальто и широкополой, скрывавшей лицо шляпе. За руку она вела Ирину – серьёзную и совершенно спокойную.
– Ира?..
Сестра была в аккуратной голубой курточке и тёмно-синих джинсах. Из-под низко надвинутой шапки выбивалась чёлка; Ирина глядела себе под ноги, выбирая сухие нескользкие места, чтобы ступить. Когда она наконец подняла голову, Яне на миг показалось, что Ирка её не узнала.