Заряд воображения

– Какую кухню предпочитаете? – сменил тему Арсений. – У меня есть место на примете, но мы можем поехать куда вы захотите. Слышали когда-нибудь о «Вольпене»? Или о «Латехо»?

– Нет, – ответила она и, не удержавшись, хмыкнула: – Знаете, в последнее время я вообще редко выхожу в город.

Он усмехнулся, показывая, что оценил шутку.

– Ну, тогда на мой выбор. Едем в… Хотя пусть это будет для вас сюрпризом.

***

Она впервые ехала по городу в машине.

За окном проплывали многолюдные ерлинские улицы, но они даже отдалённо не напоминали те, по которым Яна ходила в школу, на рынок или к матери на работу. Это были улицы невысоких, мраморно-белых домов, не похожих один на другой, улицы шикарных вывесок и широких окон, украшенных фонарями и искусственными цветами, улицы блестящих машин и нарядных толп…

Тонировка стёкол погружала мир в ранние сумерки, и, когда дверца наконец распахнулась, Яна удивилась, что снаружи по-прежнему ясный зимний день, едва склонившийся к вечеру.

– Вы сказали, что приглашаете меня на ужин. Кажется, ещё рано. Обычные люди в это время только садятся обедать, – сделав упор на «обычные», язвительно заметила она.

– Ужином можно назвать любой визит в это место, – ровно ответил Арсений, указывая на здание перед ними.

Яна подняла глаза.

Это не было дворцом, но было чем-то, определённо к этому близким. Посреди розового мрамора, из которого были сложены все три этажа, посреди колонн, увитых гирляндами золотых электрических цветов, посреди огромных чёрных стёкол и вычурных лепнин сияли алые буквы «Jaina».

– Джайна?.. – прочла Яна.

– Именно. Догадались, почему мы здесь?

Она растерянно посмотрела на Щумана, только теперь заметив, что он сменил свою белую рубашку на тёмную и приталенную, а джинсы – на узкие отглаженные брюки.

– Вы так мило теряетесь, Яна, – вздохнул он как будто даже с сожалением. – Неужели не поняли?

Она презрительно промолчала.

– Джайна. Польский вариант вашего имени. Я думал, вам будет приятно.

Яна снова посмотрела на алую с серебром вывеску и ни с того ни с сего, вспомнила о доме. О своей каморке за ширмой, об Ирининых рисунках, которые она хранила под матрасом – не для продажи, для души. О шелушащихся красных руках матери с прожилками вен, с выпирающей косточкой в основании большого пальца. О школе. О Нике Антоновне с её лучистыми серыми глазами. О камере, в которую ей предстояло вернуться после ужина.

За время, проведённое в Ерлине, Яна научилась казаться равнодушной, но справиться с накатившим жутким ощущением пустоты не смогла. Перед глазами расплылось, и в горле защекотало.

А вы говорите – будет приятно… Будет, господин Арсений, будет.

Она взглянула на Щумана исподлобья – взглянула так, что он отшатнулся.

– Что случилось, Яна Андреевна? В чём де…

– Всё в порядке, – точно и зло копируя его интонацию, перебила она. – Всё в полном порядке. Идёмте ужинать. Я очень, очень хочу есть. Надеюсь, тут готовят что-нибудь кроме той кроличьей еды, которой кормят у вас.

Опустошённая воспоминаниями, она даже не противилась, когда Щуман взял её под руку и повёл к столику в глубине зала, отгороженному полупрозрачной изумрудной шторой. К ним тут же, с поклоном подошёл официант.

– Я бы рекомендовал седло барашка, – посоветовал Арсений, открывая меню. – Его подают с каким-то травами, очень кудрявыми. И с пряностями. И бокал лимонада, конечно.

– Лимонада? – растерялась Яна. Почему-то она была уверена, что в подобных ресторанах к блюдам подают только вина.

– Это сорт шампанского, – быстро ответила Щуман. – Очень лёгкий. После него не шумит в голове, ничего такого…

Яна усмехнулась.

– Хорошо. Пусть будет седло барашка. Я вам почти верю.

– А вот я честен с вами полностью.

– Не ждёте же вы от меня искренности в ответ? Тем более тут нет никаких детекторов. Или есть?

Игнорируя колкость, Щуман протянул:

– Искренности… Почему бы и нет?

Он смотрел на неё с неподдельным интересом. Яна почувствовала, как внутри вскипает холодная, вязкая злость.

– Может быть, – медленно, звонко произнесла она, – потому что вы арестовали меня? Забрали сестру, держите взаперти, не даёте её увидеть? А может, потому что я из Оссии, и меня уже восемь раз обнуляли? Вам не кажется, что одного этого любому достаточно, чтоб оскалиться на весь мир? Не кажется, что это само по себе бесчеловечно?

– Почему же? – спросил он, слегка ошарашенный напором.

– Вы знаете, что творится в моей стране. Вы сами много раз допрашивали меня об этом, – с колючим, злым смешком выпалила Яна. – Как можно считать, что это в порядке вещей?

– Яна, – Арсений отодвинул стул, встал и подошёл к ней, – Яна, Яна, Яна… Вы знаете, почему так происходит?

– Конечно, нет, – вздохнула она, чувствуя накрывшее изнеможение – будто не несколько фраз произнесла, а отволокла на рынок баул материалов. – Откуда мне знать?..

Щуман хотел что-то сказать, открыт рот, но тут же передумал. Помолчал, выстукивая на спинке её стула какой-то замысловатый ритм. Пододвинул к Яне блюдо; она даже не заметила, когда его принесли.