Зарина

       Я видела странный сон. Снега Сибири; посёлок, где косматые мужчины валят лес, а потом вовсю орудуют зубастыми кремневыми пилами. Там же была и я сама. Стояла по щиколотку в грязном снегу; Н'дар читал мне стихи (верней, рычал. На северном своём диалекте. А я всё равно понимала. Сон ведь!)

– Как я завидовал волнам, – говорил он, –

        Бегущим бурной чередою

        С любовью лечь к её ногам!

– Волнам?.. – я снова расхохоталась. – Что ты, парень! Нету здесь никаких волн. Грязь одна.

– Ну так, лапушка, – молвил он, – на то я и песнопевец, чтобы… э-э-э… приврать немного. Там, где сюжет позволяет! «Тьмы низких истин мне дороже», ну и всё такое.

        О чём это Н'дар, я не сообразила. Но на всякий случай осклабилась – мол, мне приятна его лесть.

– Мне тоже приятно… что ты рада, – сказал он. – Я ведь тебя, Зара, искренно и нежно люблю…

       Потом добавил:

– Как друга.

      («А не врёт ли?» – задумалась я. Но было уже поздно рассуждать о любви северянина. Я отдана другому – Рашиду. И буду верна лишь ему…)

      Кажется, там, во сне, мы с поэтом даже целовались. Недолго, правда. А после того простились – тепло, сердечно, хоть и ревела я, как ханской жене со-овсем не подобает.

      Еще одно видение, которому не дано сбыться.

– Знаю, – Рашид смотрел на меня как бы вскользь, не обращая внимания, как я глупо лыбилась, узрев его. Лицо владыки было столь же каменным, как и статуя, на постаменте которой он сидел. В этой статуе я опознала Синего Джяура. Должно быть, ее делали не наши. Не правоверные… но хан, по каким-то своим причинам, решил статую не сносить.

– Знаю, – сказал Рашид, – ты по мне стосковалась. И надеешься, что мы продолжим наши опыты… по пробуждению Чудища. Однако, Зарина, ты должна понимать…

        Он долго говорил, а я не вполне улавливала суть его рассуждений. Что-то насчёт недопустимости оживления Великого Змея, потому что его тело – это ханский дворец, и, если он вдруг начнёт двигаться… а то и – не приведи Аллах – взлетит… «Ты представляешь, красавица, что за суматоха в народе будет?!» Я представляла. Но также прекрасно помнила – мы всё это уже много раз обсуждали; Рашид был согласен пойти даже на такой риск.

– В общем, будь довольна тем, что имеешь – у тебя есть тёплая ложня, преданная рабыня-негритянка, ты пользуешься привилегиями ханской супруги… Ну (кхе-кхе) одной из супруг. Не надо, дражайшая моя Зарина, рассчитывать на большее. У меня есть княгиня Мара; мне с ней – вполне, так что… я вряд ли отныне захочу твоей помощи.

– Ты позвал меня, чтобы сообщить: больше никогда не позовёшь? – мне было плохо; очень плохо. Ради этого человека я отказалась от дружбы бедного Н'дара. Ради великолепного царственного мерзавца, подобных которому в целом мире нет… А он со мной – вон как.

           Тем не менее, хоть мне и было плохо, я понимала, что вот-вот громко захохочу. До того всё это отдавало уличной клоунадой. Шутовством, «скоморошиной»…

            Рашид, наверно, тоже почувствовал, что в его речах есть фальшь. Он скорчил жуткую рожу («Нет, ну до чего потешен!..») – и молвил:

– А будешь противиться… или на княгиню как-нибудь косо взглянешь… велю евнухам тебя бросить в пучину вод. Так что подумай; трижды подумай, чтоб не было чего ненароком.

          И отпустил меня.

Я пошла по галереям дворца. Нет, я не плакала. Сил, наверно, уже не осталось – плакать.

         В подземелья, всё вперед и вперед. Парчовые туфельки оскальзываются на грязном камне, но я не замечаю. Назад, к моей служанке-негритянке. Она сейчас единственная, кто вообще может принять меня. Даже провинившуюся перед Рашидом, заблудшую… Как есть!

– Нет, не только она. Ты ошибаешься, Зара.

Из-за темной кривой колонны вышел мужчина в синем. Он улыбался: ласково, даже приторно; меня, по чести молвить, от его улыбки затошнило. Глядя на Джяура, я удивлялась: как могла – правда, давно, не сейчас – считать, что это он – Дракон? Вот же, вот – два крыла за спиной. Нежные, белые; ангельские.

        «Доверчивая дурочка! Ну, расхлебывай теперь…»

– Ты ведь не ангел, – со злостью сказала я. – Но был им! Отец греха, вот ты кто. Враг лукавый.

       Эблис-Противоречащий улыбнулся.

– Да не враг я тебе, – у Беса был низкий, приятный голос. Куда более мужественный, чем о том говорила его внешность. – Напротив, помочь хочу.

– Нужна мне твоя помощь, – я обречённо махнула рукой. – Теперь ведь ничего не исправишь. Так и буду жить… слыша голоса.

– То-то и оно. Послушай: из сотни ревнивых Зарем, – сказал он (и голос его был нежен, сладок, как шербет), – нет, из тысячи… я выбрал тебя. Простушку. Не испорченную дворцовой роскошью. Ты к людям со всей душой; они же… Ну, сама понимаешь! Мы отомстим. Клянусь, родная моя, – хан и его подруга жестоко запла…

– Стой, стой, подожди. Как ты меня назвал?

      … (честно сказать, пребываю словно в каком-то ступоре. Так трудно принять все новые истины, свалившиеся на меня в этот день…)

       Тёмная сторона души моей наконец-то очнулась от долгого бездействия и дремоты. Я чувствую обиду – за себя, за Большого Змея, оставшегося бесхозным и беспризорным. Мне глубоко ненавистен Рашид; в мозгу клокочет ярость.

        «Ведь я ж… Кинжалом я владею,

Я близ Кавказа рождена!»