Зарисовки.Сборник

– Нравится, – согласился Павел.

– Да брось, – парень взъерошил свои кудри, – она ж как стерильная кошка. Орет и орет. Окотиться только не сможет никогда.

– Я тебя послушать еще хочу, – Павел понял, что разговаривать со щенком нужно только так. Без шелухи. Сразу бить в центр. – Кофейню «НеЛожки» знаешь?

– А то! Богема, – хмыкнул щенок то ли язвительно, то ли с завистью.

– Хочешь там читать?

– Шутишь?

– Я солидный и взрослый. Видишь? – Павел демонстративно обвел себя руками. – Мне просто нет смысла так мелко шутить. Хочешь?

– Хочу. Когда?

– Для начала, – Павел вытащил визитку, – встретимся и обговорим. По-взрослому.

Парень вытянул визитку из пальцев и покрутил ее, вчитываясь в мелочь букв, рассыпанных по нейтральному серому фону.

– Нифигасе… – он удивленно выдохнул. – Я думал, ты моложе, – тут же бабахнул следом по самолюбию.

– А я старый мудак, да, – согласился Павел.

– Ну… – парень, кажется, стал просекать что-то про корректность. – Я не то хотел сказать…

– Ты мне позвони, – Павел встал и отряхнулся. – И скажешь все, что хотел.

Макси вертел уже порядком замятую визитку:

– Павел Шульман. Серый Шум. Тот самый мифический чувак! Лех! Мы с тобой очешуеть зацапали себе место в первом ряду! «НеЛожки»! Охуеть! Чувак, ты не шутишь? Пришел, сунул тебе пропуск в Мир и свалил?

Лешка заржал и вытянул заветный кусок картона из суетливых рук Макси.

«НеЛожки» – место пафосное. Боге-е-ема.

Лешка потоптался на круглом пятачке сцены и передернулся от неприятного липкого пота, приклеившего тонкую футболку к спине. Не проебать бы… Он уселся на высокий барный стул и дунул в микрофон, пробуя себя в этом новом месте. Микрофон зашумел и взвизгнул.

Саундчек. Слово-то какое. Все по-взрослому. Сейчас настроят звук именно на его голос, и он понесет свою ахинею в уши избранной публике. Серьезно? Лешка недоверчиво обвел взглядом пока еще пустой зал.

– Готов? – Павел созерцал парня, взъерошенной птицей притихшего на колченогом атрибуте любого бара.

– Нихрена, – признался Лешка.

«Да нормально все». Эта мысль пришла где-то ближе к середине программы. Лешка уже привычно покрутился на стуле, поправил микрофон.

– Хочу почитать вечное и признанное. Можно? – он обвел публику взглядом. – Макси, давай Есенина.

Павел не мог оторваться. Просто физически не мог оторваться от тонких губ, что почти целовали микрофон. Они выплевывали какие-то слова. Рассыпали накопленное за коротенькую жизнь богатство в зал. А Павел плотоядно отсчитывал количество прикосновений плоти к микрофону. Остросексуальный. Да. Его примут, сожрут, обмусолят, упиваясь этим жестким рефреном не обглаженной знанием и умением поэзии. За вот это прикосновение губ к мембране. За вот эту ломкость пальцев, что ерошит и дерет богатую шапку волос. Он не поэт. Он острая игла для наркомана, что протыкает кожу и вливает в кровь невероятный кайф молодости. Пофигу, что наркотик этот плохого качества, с говняной примесью усадок. Пофигу им всем, изголодавшимся по этому ощущению легкости и счастью. По живым эмоциям, что хаотично бурлят в Лешке. По боли. Без примеси цинизма… Еще без примеси цинизма. Пашка залпом опрокинул в себя коньяк. Он, вторя движению щенка, взъерошил свои волосы и согласился, что влюбился. По-взрослому понимая, что это будет та еще хрень. Насыщенная запредельной, космической разницей поколений. Разницей между дельцом и поэтом. Разницей между правильным и не правильным. Может быть, в последний раз он собрал в горсть не перегоревшие еще угольки собственных чувств. Может быть?

Образец

1

– Образец два-четыре-шесть-восемь, подойдите к стене, поднимите руки и расставьте ноги, – Джошуа, прикрыв ладонью микрофон, откашлялся в сторону: обеззараженный воздух наблюдательного бокса быстро обезвоживал организм. – Образец два-четыре-шесть-восемь, процедура окончена, подойдите к двери и приложите ладонь к считывающему устройству.

Эли неторопливо направился к двери, по пути выворачивая руку под невероятным углом и рассматривая собственный локоть.

– Два-четыре-шесть-восемь, вы обнаружили какие-то повреждения?

Эли, как всегда, пометался взглядом по пустым стенам и, выбрав произвольную точку, сообщил ей:

– Все в порядке. Мне показалось.

– Дополнительный осмотр перед сном, – назначил Джошуа, задумчиво пошкрябывая щетину на подбородке.

Эли, недовольно дернув плечом, растер по коже застывающую пленку антисептика. Потряс ладонью, чтобы та подсыхала быстрее.

Джошуа еще раз окинул внимательным взглядом образец, запустил процесс раскадровки видео с камер наблюдений и прогнал записи через анализатор. Пусть это и займет лишних полчаса после смены, но он точно будет знать, что Эли в норме.

– Джош, распишись и получи новый пропуск.

Джошуа уже успел затянуться долгожданной первой сигаретой после смены, когда его поймала Кларисса Грот. Толстая, одышливая, с извечными пятнами пота подмышками и четкой линией загара, что делила лоб пополам. Ее образец мог жить только при повышенной температуре и был вполне контактным.

– Как Эли, Джош?