Зарница

До пятнадцатилетия Зои Холмогоровой оставалось два дня, и вся семья готовилась к празднику. Сама же Зоя готовилась к поступлению в Консерваторию по специальности артиста балета, поэтому подарки – пуанты, платья и украшения – посыпались на нее еще за неделю до нужной даты. Николай возвращался по вечерам с работы и уставший, едва успевший поужинать, помогал ей репетировать поддержки. Этим же вечером приехал дядя Витя, которому мгновенно устроили внеплановый вечерний концерт в столовой общежития. Зоя подбрасывала цветы и шифоновые ленты до высокого беленого потолка столетнего дома, а соседи выходили из своих комнат и аплодировали после каждого эффектного номера. Дядя Витя искренне восхищался племянницей, как он обыкновенно восхищался гениальными стихотворениями, и сам Николай с восторгом смотрел то на дочку, то на Витю, кивая ему, мол: смотри, какую красавицу вырастил. У него было немного предметов для гордости, и Зою он носил на руках, как фамильное украшение. После концерта Зоя любовно складывала ленты и пуанты в коробку, залезала к Тате в кровать и засыпала мгновенно и тихо. Николай шел с Витей на балкон, садился на низенькую табуретку, пил чай из битой эмалированной чашки и курил. Последнее Витя не одобрял, но неодобрение выражал одними тяжелыми вздохами и церемониальным покашливанием. Завтра всем предстоял сложный день: у Вити за лекцией в местном университете следовало публичное выступление, на котором была представлена и балетная школа Зои. Николай и Витя говорили долго, горячо спорили и молчаливо соглашались, отвлекшись единожды, когда заметили, как ближе к полуночи Тата аккуратно вышла из ванной в газовом платке поверх бигуди с двумя вешалками в руках: на одной висело концертное платье Зои, на другой – парадная инженерная форма Николая. Никто из любопытных, прикладывающих граненые стаканы к стенкам, соседей так и не узнал, о чем долго говорили братья. Самые важные решения они для себя приняли давно и явно не на этом балконе, а весь разговор был скорее рефлексией по беспечной юности и судьбоносным событиям.

В День героев Отечества за кулисами стояли трое: нарядная, в мятного цвета многослойном платье Зоя, Николай в форме с планшеткой и двумя орденами «За добросовестный труд» и Виктор в темно-синем костюме. С ними стояло еще порядка сорока людей, через толпу которых протиснулся расторопный ведущий мероприятия и сообщил: «Господа, у нас Александр Валерьевич Вяземский уезжает, так сказать, через полчаса. Поэтому мы концертную программу ставим сразу после вручения наград и презентации… Ну, вы поняли. Наоборот всё». В конце ведущий замялся, а господин Вяземский откашлялся. Николай сурово посмотрел на Виктора, тот похлопал его по плечу, а космонавты, инженеры и солдаты выстроились в очередь по фамильному списку, висящему на бархатной кулисе. Грянул гимн. Зоя пританцовывала под него, пребывая в легком возбуждении, какое обычно начинается у артистов за кулисами. Ведущий вышел на сцену и начал торжественную речь, за ним вышел Вяземский. Судя по тяжелому скрежету шасси, который не смог заглушить даже оркестр, на сцену выкатили «Зарю-12». Николай наклонился к уху Зои и сказал:

– У тебя два цветка болтаются, сейчас выпадут. Пойди к зеркалу, поправь.

Мятное платье упорхнуло в пролет, ведущий на первый этаж, и направилось по коридору к туалетам. Нарядная Зоя блеснула в зеркале и занялась растрепанной прической. Из кабинки донеслись всхлипы. Всхлипы звучали все настойчивее, и в итоге кто-то гнусаво спросил:

– Зоя, ты тут?

– Надя? Надя, ты чего там плачешь? Выходи!

Дверь кабинки драматично открылась, и зареванная Надя Шувалова мгновенно повисла на Зое.

– Папа улетает! – проревела Надя.

– Куда?

– На «Зарницу», – не унималась Надя, уже без сожаления сморкаясь в подол шифонового платья. – Он сегодня утром сказал, что у него командировочное подписали на восемь лет. Зоя-я-я, – вновь занялась Надя.

– Да как так-то? Как же он мог так поздно вам рассказать? – утешала и в то же время возмущалась Зоя. – Это нечестно. Жестоко даже. Он должен был рассказать или же отказаться. У него семья. Когда несовершеннолетний ребенок можно отказаться.

– Но он не отказался, – Надя ныла так громко и тягостно, что у самой Зои начинало болеть сердце.

Сверху эхом донеслись слова ведущего, представляющего Виктора Колмогорова.

– Дядя на сцене, – подтвердила Зоя. – Пойдем, Надя, пойдем. Нам скоро выходить. Но ты, если не хочешь, не выступай. Куда тебе сейчас? Но со мной пойдем. Я тебя тут одну не оставлю.

Через пару минут девочки влетели за кулисы. На сцене по-прежнему стояли мужчины в форме, у некоторых на груди прибавилось орденов. За ними всеми высился пилотируемый комплекс «Заря-12». Перед ними Виктор Колмогоров произносил участливо и одновременно отстраненно заготовленные слова: