Зарницы грозы

Путей в Навье царство, объяснил воевода по дороге, два — либо по земле в Тридевятое, либо сразу через Муспельхейм. Так бы он выбрал второй, ведь дорога опасна. Но сейчас в Муспельхейме жаркий бой: Скимен дерется с демоном Заморья.

— Королевства, — говорил Финист, — в основном или сами уже Вию служат, или боятся и пискнуть не смеют, или и то, и другое. Мало таких, чтобы противились. Аламаннцам со Скименом повезло. Он хоть и светлый — только демон Хидуша светлее, — но своих в обиду не дает.

Как странно, думал Баюн. Мы едем по мирной земле, где готовятся к Осеннему Пиру и не тужат, разве что редиска на время под запретом. А под этой землей, прямо там, где ступают лошади Финиста, идет сражение. И почти никто из аламаннцев не заметит его исхода. Да если даже и заметит, подумает совсем на другое.

— Но вообще демоны — темные?

— О да, — усмехнулся Финист. — Прежний Волх был сама тьма. А какие у него были планы, какие грандиозные замыслы! Вий даже избирал его для порабощения мира. Но Волх решил, что лучше поработит мир для себя, а не для Вия, чье владычество над собой он уже устал терпеть. Это его и погубило.

— А если его сын окажется светлым?

— Плевать, — ответил Ясный Сокол. — Истосковался я. Вон со Скименом же мы ладим. Но я — русич, а не аламаннец, и место мне в Нави, а не в Муспельхейме.

Баюн испугался поначалу, что они поедут через Залесье. Но Финист выбрал путь севернее.

— Имей в виду, — сказал воевода, когда устраивались на ночлег, — наш первый бой может быть уже на границе с Тридевятым. Гороха нет, но думаю, что соловейским я тоже не по вкусу. Спуститься в Навье царство я могу только по стволу Велесова Дуба в Лукоморье — точно так же, как в Муспельхейм попадают по стволу Иггдрасиля.

Зловещий крик прорезал ночную тишину, и над крышей постоялого двора что-то пролетело. Баюн, уже дремавший у очага, вскочил и зарычал. Он хотел зашипеть, но из горла его вырвался грозный, низкий звук, на который домашние кошки не способны. Над постоялым двором еще раз что-то пронеслось, потом еще и еще. В окно рысь увидел летящие на восток силуэты огромных птиц.

— Орлы Гваихира, — прошептал Финист. — Значит, Кощей уже добрался до своих покровителей.

Баюн уснул, уверенный, что ему привидятся кошмары, но едва ли не впервые за это время он спал без снов.

Через два дня — все же обычные лошади в подметки не годятся Белогриву — они вступили на землю Тридевятого царства. Финист сказал Баюну быть настороже, а сам держал руку на рукояти сабли и прислушивался к каждому шороху. Долгое время они никого не встречали, пока не наткнулись на побоище. Пять изрубленных разбойников остывали у обочины дороги. Кровь еще не успела засохнуть.

— Рано радоваться, — тихо сказал Финист Баюну. — Это, скорее всего, работа ушкуйников. И сами они, я думаю, неподалеку...

— А ну стоять! — гаркнули из зарослей. — Руки на виду!

— Нет! — крикнул Баюн, увидев, что Финист выхватывает саблю. — Я знаю этот голос!

На дорогу вышли девять человек, все в черных плащах с глубокими капюшонами, прятавших их в чаще леса и в ночной тьме. Их мечи Баюн узнал сразу, и сомнений у него не осталось.

— Черномор! Черномор, где ты? Это я, Баюн!

Крайний слева воин опустил меч и откинул капюшон. За эту осень Черномор словно постарел на десять лет. Уцелевший глаз был красным, налитым кровью. Оружие воевода держал в левой руке — на правой Соловей отрубил ему большой палец.

— Ты — Баюн? — удивленно спросил он. — Баюна Кощей казнил.

— Светлый Князь вернул меня. Черномор, это же я! Я давал тебе ключ в то утро, помнишь?

— Кот! Поверить не могу! — Старый воевода кивнул богатырям: свои. — Да ты теперь и не кот! А это кто с тобой?

— Я Финист — Ясный Сокол, — просто сказал тот. Богатыри разинули рты.

— Вот так встреча... — протянул Черномор и поскреб в затылке. — Воскресший из мертвых и живая былина... Пригласил бы вас в свои хоромы — да не стало их у меня. По лесам живем, по деревням ютимся. Соловей за меня, живого или мертвого, мешок золота назначил.

— А что Кощей? — спросил Баюн. — Возвращается, гадина?

— Не видно покамест. Какие-то заморцы начали шастать, вроде безобидные, но с хитрыми рожами. В Залесье зато целые полки стягиваются. Там же мягкое подбрюшье у нас теперь, открытая рана. Орлища эти здоровые полетели, высматривают, где что. Мы теперь днем от них хоронимся, все больше к вечеру выходим.

— О бабушке Яге что-нибудь слышно? Или об Иване-Царевиче?

— Про Ивана — молчок. Всякое бают. И что убили его еще до смуты. И что он где-то далеко на юге витязей собирает, чтобы со дня на день Лукоморье отбить. Иван же на престол первый наследник, законный, царская кровь. Народ в него верит. Ягжаль в степь ушла с богатырками. Тоже мерзость бьет разбойную да ушкуйную.

— А народ?

— Какой народ! Зайцы запуганные, по норам хоронятся. Ждут, пока мы придем и спасем их всех. Многие от страха к Соловью на службу подписываются. Он их дозором где-нибудь ставит, а к честным людям идет грабить да девок портить.