Зарницы грозы

— В Багровые Лета не было бы ему такого раздолья, — мрачно произнес Финист. — Волх у людей в душах ярость бы разжег. Все бы в леса ушли с рогатинами.

— Нам тоже идти надо, — сказал Черномор. — Солнце не село еще, а мы на открытой дороге. Хотите — давайте с нами.

— Нет, — ответил Баюн, — прости, друже. Мы в Лукоморье торопимся.

— Тогда Бог в помощь. Свидимся.

Богатыри скрылись в чащобе, а всадники направились дальше. Уже смеркалось, когда Финист и Баюн подъехали к какому-то селу. Постоялого двора там не было, но путников пустил заночевать угрюмый молчаливый мужик, живший один. Баюн взглянул на лишние кровати, на неулыбчивое лицо хозяина, потом на Финиста. Воевода Нави только кивнул. Спали они мало и плохо, ушли еще затемно — словно горе, разразившееся в этом доме, превратилось в ощутимую душную пелену и не давало там находиться.

К полудню лошади приблизились к столице. Финист слез, вытащил из поклажи свою бронь и надел под кафтан. Потом взял дорожную сумку, положил туда деньги и грамоты, перекинул через плечо. Подтянул перевязь с саблей и снял тряпицу с «Аленушки». Остальной скарб он закрепил потуже, связал лошадей уздечками, гикнул, стегнул прутом — и те умчались.

— Далеко все-таки, — сказал Баюн. — Найдут дорогу?

— Мои — находят. Если даже разбойникам попадутся, так все ценное с собой у меня. Готовься, кот... рысь то есть. Располосуй их, как меня давеча. — Финист подмигнул, и они направились к воротам.

Баюн не удивился, увидев, что над Лукоморьем новые флаги: сверху белые, снизу оранжевые, посередине — голубой кочет. Новый царь, видимо, хотел изобразить соловья, но не знал, как эта птица выглядит. Стража была берендейской и другого языка, похоже, не знала. Поэтому говорил с ними Баюн.

— Деньги давай, — потребовал стражник и наставил бердыш.

— У нас есть бумаги... — начал Баюн.

— Какие бумаги-шманаги! Я бумагу, что ли, есть буду? Деньги давай!

Откупиться удалось только четырьмя золотыми, и еще по золотому каждому стражнику «для детей». Получив деньги, стража потеряла к гостям всякий интерес. Финист и Баюн вступили на улицы города: Финист с любопытством, Баюн с ужасом.

Многие терема были сожжены. Прямо посреди улиц валялись мешки, набитые песком, и перевернутые столы и лавки. Деревянные мостовые были проломаны, каменные — разворочены. Заборы покрывала похабщина. Редкие прохожие жались к стенам и опускали глаза, зато повсюду бродили разбойники, лешие, кикиморы, залесские вервольфы и прочий лихой люд, вооруженные до зубов.

— Пока все идет спокойно, радует, — сказал Финист Баюну. — Ты помнишь, как отсюда попасть к Велесову Дубу? Я много лет уже не был в Тридевятом.

— Помню. — Баюн с трудом оторвался от безрадостных мыслей. Вид растерзанного Лукоморья ранил его и снова заставил вспомнить о своей в этом вине.

Велесов Дуб да статуя царя Огнеяра — вот были главные символы столицы и вообще всего Тридевятого. Когда избавились от темных царей, выбирали, что поставить на флаг: дуб или статую. Выбрать не смогли и поставили медведя. А в статуе, ко всему прочему, было нечто грозное, чуть ли не навье, хотя Огнеяр безоговорочно почитался всеми, как великий князь и славный витязь.

Была только одна закавыка.

— Это обычный дуб, — сказал Баюн. — Как по его стволу спуститься в Навь?

— То наш, темный, секрет, — ответил Финист не без гордости. — Смотри и...

— Кого я вижу!

У подножия статуи стояла, уперев руки в боки, очень некрасивая и очень толстая женщина. Маленькие глазки смотрели подслеповато и зло. Баюн узнал ее: то была известная ведьма Василиса Ильинишна, свирепый враг Нави.

— Царевна-Лягушка, — назвал ее Финист старой кличкой. Василиса и вправду была похожа на жабу. — Ты нисколько не изменилась.

— Да и ты тоже, соколик ты наш помоешный! — визгливо заявила ведьма. — Что, Гороха укокошили, так ты страх и потерял? Поживиться думаешь, стервятник?

Финист улыбался. Василиса считала себя светлой, но вся Правь избегала ее, как чумы. В колдовстве она была не особо сильна, зато нравом отличалась премерзким и любила устраивать склоки. Об нее не хотелось даже пачкаться.

— Проваливай, пока цела, — сказал воевода беззлобно.

— Язык-то придержи! — ответила Царевна-Лягушка. — Укорочу! За мной теперь сила стоит!

Улыбка сползла с лица Финиста. На площади появились несколько крепких коренастых бородачей, вооруженных кирками. Впереди них шел толстенький безбородый человечек. Сапог он не носил, обладая зато очень волосатыми ступнями.

— Сам маршал Phoenix, — сказал заморец, почти не коверкая слова. — Мы поймали крупную рыбу, ребята!

— Никого вы пока что не поймали, — ответил Финист. Он положил ладонь на приклад мушкета.

Баюн родился и вырос котом, а кошки не дерутся стенка на стенку. Но ему было известно, что если против тебя трое и больше — всегда бей по вожаку. Потом, правда, полагалось бежать, да и проверить этот совет Баюну было негде. Однако времени на раздумья не оставалось. Рысь прыгнул на мохноногого человечка, и они покатились по мостовой.