На крыльце послышались шаги. Звякнула щеколда входной двери. Заскрипели половицы в сенях. В дом ввалилось несколько солдат, припорошенных снежком,— должно быть, пришли с позиций. Раздевались они у порога не спеша и молча.
Одного из них я хорошо приметил еще с вечера. Это был красивый белокурый юноша с длинными, волнистыми волосами, в несколько просторной, мешковатой гимнастерке с красным бантиком у нагрудного кармашка. Он был совсем юный, почти парнишка, хотя и рослой породы, живой, разговорчивый и улыбчивый. Он умел заливаться искристым ребяческим смехом, во всегда внезапно обрывал свой смех, вспоминая, что он пе дома, а в армии, что он солдат и готовится к бою, а военпая обстановка нынче сложна и тревожна. Он был из «образованных», но со своей душевной открытостью, общительностью и отзывчивостью хорошо прижился в среде взрослых крестьян и пользовался их отеческим расположением и заботой. Может быть, армия стала его новой семьей. Он был счастлив своей судьбой, счастлив тем, что связал ее с судьбой восставшего народа, носит звание красного солдата и сражается за революцию. Однополчане называли его товарищем Сергеем, и это ему очень нравилось — ведь называть только по имени было принято у известных революционеров, боровшихся против царизма.
Раздевшись быстрее всех, товарищ Сергей вышел к середине кухни с винтовкой в руках, взглянул в куть, где мы сидели у стола с коптилкой, и, приложив руку к груди, обратился к тете Марье:
— Извините, хозяюшка. Опять мы вас побеспокоили.
Хозяйка даже растерялась от его вежливости.
— Ничо-о! Нынче не до сна...
— Это верно, нынче никому не до сна,— заговорил товарищ Сергей, заботливо обтирая припасенной тряпицей влажный ствол своей винтовки.— Беспокойных ночей, правда, у нас уже много было, но эта... эта особая, она, я думаю, запомнится нам навсегда. Правильно я говорю, товарищи? — Он выпрямился во весь рост и вдруг воскликнул, весь зажигаясь от внутреннего порыва: — Ночь перед решительной схваткой! И перед большой победой!
Однополчане хотя и согласились с товарищем Сергеем, но почему-то весьма сдержанно. А он, юный романтик революции, взволнованный одним тем, что побывал на боевой позиции, не мог сейчас оставаться спокойным, в нем все горело...
— Здесь их ждет полный разгром! — добавил он с большой силой.
— А что, товарищ Сергей, они уже пришли? — спросил тот партизан, который спорил с Петрованом, догадавшись, отчего так взвихрены чувства юного однополчанина.
— Да, товарищ Гордеев, они уже пришли!
— Разведка донесла?
— Они жгут в бору костры!
— Пришли все же...—раздумчиво проговорил Гордеев, будто до этого еще сомневался, что белые доберутся до Солоновки.
— Представляете, товарищи, что будет с ними завтра утром, когда они выйдут к опушке бора? — с необычайной живостью продолжал товарищ Сергей.— Да они, честное слово, вытаращат глаза! Все село сверкает снежной белизной, и на этом прекрасном фоне — красные флаги! Потрясающе! Ручаюсь, у них не выдержат нервы!
— Ну а я чо сказывал? — подал голос Петрован.— Не верили?
— Товарищ Сергей, тут вот хозяйкин сын толковал...— озабоченно заговорил Гордеев.— На самом деле, чо ли, завтра праздник?
— Совершенно верно,— подтвердил товарищ Сергей и весело, одобрительно взглянул на Петрована.— Завтра мы будем праздновать двухлетие нашей революции. Повсюду уже развешаны флаги. Жаль, конечно, мало кумача. Вывесить бы над каждым домом!
— Да ведь с запозданием...
— Я сам не пойму, почему двухлетие отмечается с запозданием,— ответил товарищ Сергей.— И товарищ комиссар не знает. Так, говорит, вышло. Митинг, говорит, состоится после боя, а сейчас читайте листовки.
— Есть?
— Вот она!
Гордеев тут же начал будить однополчан:
— Просыпайтесь, мужики, смена пришла. Да и дело есть.
Стол из кути переставили на прежнее место — в передний
угол. Перед товарищем Сергеем, занявшим место под образами, поставили коптилку, на нее боязно было дышать — того и гляди язычок огня, качнувшись посильнее, оторвется и улетит. Разгладив лист серой бумаги, слегка помятый в кармане, товарищ Сергей несколько секунд напряженно всматривался в печатный текст, словно проверяя, сможет ли прочесть его при слабом свете. Потом оглядел всех, кто собрался вокруг стола на лавках, и начал читать. Он читал медленно, явно в угоду слушателям, еще непривычным к восприятию политических воззваний. Только в одном месте, где упоминалось об университетах, он что-то запнулся, должно быть, не мог разобрать, что дальше, и хозяйка немедленно бросилась к коптилке, стала хвататься пальцами за фитилек, совсем не боясь огня.
— Спасибо,— поблагодарил ее товарищ Сергей.
— Здорово прописано! — улучив момент, восхитился листовкой Гордеев.— Все как есть правда. Читай далее...
Вот оно, то воззвание к армии:
«Товарищи солдаты!