Зарницы смуты

Управитель, который оказался не таким уж и плохим человеком, помог с заселением и даже подыскал корабль. Он мог бы отправить меня в тот же день на небольшой ладье под Хеленнвейским стягом, да я не захотел. Хотел немного послоняться по побережью.

Следующим утром отправился купаться, прихватив особый муанский хитон — белый, с золотой вышивкой на груди, — плетеные сандалии и коврик из тростника. Так что теперь от остальных отдыхающих я отличался лишь буйной шевелюрой и обветренным лицом. Хотя, последнее свойственно большинству северян, независимо от положения в обществе и образа жизни.

На побережье солнце не обжигало, но приятно грело. Высокие перистые облака представлялись тысячами молоденьких барашков, гуляющих по небосводу. Бриз остужал разгоряченное тело, шелестел листвой палисадов…

Песок на пляже разительно отличался от того, что в пустыне. Здесь он был белым, как мрамор в местных дворцах. Море — светло-голубое, чистое, непривычное взгляду северянина. Волны медленно накатывали на песок, обдавая пеной и солеными брызгами стайки игравших у воды детишек. Родители сидели под широкими зонтами и степенно попивали вино или же ели большие полосатые ягоды в твердой кожуре. Бросалось в глаза, что одиночек на пляже почти не было.

Раскатав коврик, я лег на спину и закрыл глаза. Солнце припекало, но приятный ветерок, дувший с моря, уносил зной в сторону городка.

Кажется, я задремал.

— Кокосовое масло?

Возле меня стояла девушка — судя по оливковой коже и темным глазам, родом из Халифата. В ее угольно-черные волосы был вплетен белоснежный цветок с алой сердцевиной. Короткое белое платье с цветной вышивкой на груди. На шее — ожерелье из ракушек и мелких драгоценных камней.

— Ты сгорел, — девушка забавно сглатывала окончания слов, говорила торопливо, и понимать ее удавалось с трудом. — Возьми. Лучше тебе на солнце не сидеть. Прячься под зонтом или купайся вечером. Как только садиться солнце — на пляж сбегается молодежь. Приходят музыканты, мы пьем вино и пляшем! Приходи, если хочешь, будет весело.

Улыбнувшись, она неспешно пошла дальше по берегу, весело разбрасывая песок ногами. Я взял глиняную банку, а взгляд не отрывался от оливковой кожи и белого платья…

— Северянин! — Теперь возле меня выстроилась целая куча каких-то парней и девушек. Все они были смуглыми, глаза горели весельем — в воздухе висел легкий запах вина и фруктового табака.

Впереди всех стоял паренек лет двадцати. Может, немного старше. На шее толстенная цепочка с медальоном, а на указательном пальце медное кольцо. Смутно знакомое.

— Да вы поглядите! — пропищала какая-то рыжая деваха, с толстым слоем румян и пудры на щеках. — Он ведь белый, как сметана! Ой, теперь весь красными пятнами пошел!

Ее шутка показалась спутникам удачной и все просто покатились со смехом. Вот еще не хватало! Чтобы юнцы надо мной потешались.

— Не вижу ничего смешного. Шли бы вы отсюда?

— Ого, да у него и выговор не наш, — удивился курчавый парень с медным кольцом. — Ты северянин? Откуда?

— Ромбад…

Договорить мне не дали. Просто засыпали вопросами:

— Твой папа лорд?

— Вы уже вступили в Каолит?

— Никогда не видел настоящего северного лорда!..

— А правда, что у вас до сих пор молятся забытым богам, а женщин перед сном бьют?

— Я не лорд! Не бастард. Не дворянин. Не сын купца… Нет, и сам не торгую мехами и медом! Вас не касается ни мое прошлое, ни будущее. Но, чтобы вы отвязались поскорее, скажу, что еду в университет.

Ну да. Не смог сдержаться. Похвастался. Но оно того стоило — мои собеседники удивленно замолчали. Лишь курчавый усмехнулся и спросил:

— Дар? Какой?

— Зов стали.

— Правда? Интересно. У меня тоже. К слову, я — Мелгер.

Отделаться от назойливой компании так и не удалось. Они толклись вокруг меня весь день, а вечером затащили в Сады солнца, где танцевали разряженные в пух и прах девицы, пели менестрели, было много, много и еще раз много вина, сладостей, перченого мяса, свежих соков и красивых женщин столько, что голова кружилась.

Я плюнул на все условности. Никогда так не веселился! Правда, вечер омрачило одно происшествие — когда на сцену выбрались темнокожие певцы и жонглеры с далеких островов, столбы и каркасы беседок, которые оплетали виноград и вьющиеся розы, как по команде обрушились. Никто серьезно не пострадал, но веселье было испорчено. Потом нагрянули хранители и перевернули все вверх дном, разыскивая следы возможного саботажа. Насколько мне известно — не нашли ничего.

Утро застало меня врасплох. Обожженная кожа зудела, сильно хотелось пить, а ноги болели так, словно провел весь день в седле. Одевшись, я выхлестал кувшин шербета и отправился на прогулку. Но далеко, впрочем, не ушел.

Меня будто порыв ветра подхватил. Закружил, развернул и впечатал во что-то твердое с такой силой, что сознание на мгновение погасло. Пробуждение было не из приятных.

«Почему стало темно? Голова болит… Не могу пошевелиться…»

— Не дергайся. Станет хуже. И смотри на свет — быстрее проморгаешься.