Зарождение добровольческой армии

Но настал печальный день: большевистский штаб предпринял маневр против отряда Чернецова, использовав для этого своих же казаков-изменников из станицы Каменской. Войсковой старшина Голубов и подхорунжий Подтелков взяли на себя задачу, с несколькими сотнями и гвардейской батареей, неожиданно охватить чернецовцев с тыла. В то же время изменники из казаков следили за передвижением чернецовцев и сообщали о нем большевикам. Большевики успели сосредоточить к месту обходного удара чернецовцев несколько орудий и пулеметные команды и встретили партизан непривычно сосредоточенным огнем. Хотя взвод наших орудий поддерживал наступление чернецовцев, на этот раз оно не имело успеха. Бой затянулся, патроны и снаряды были расстреляны. Надо было отходить к главным силам, признав неудачу. Во время отхода отряд Чернецова и был неожиданно атакован сотнями Голубова с гвардейской батареей. Когда оставшиеся еще снаряды партизан были расстреляны, красные подвезли пулеметы и начали в упор расстреливать партизан. Чернецов крикнул, что он сдается казакам. Партизаны и юнкера были окружены казаками и направлены к месту расположения красных. Самого Чернецова, раненного в ступню, посадили на коня. Подтелков ехал с ним рядом. Неожиданно Чернецов ударил Подтелкова кулаком в лицо и крикнул юнкерам и партизанам: «Дети, бегите!» Все бросились врассыпную, и многим удалось скрыться под покровом наступивших сумерек. Сам Чернецов вырвался было вперед, но Подтелков был на лучшем коне – он догнал донского героя и зарубил его шашкой.

Многим юнкерам удалось бежать, но те, кто были пойманы, были забиты насмерть шпалами на железнодорожном полотне. Там были кадеты и петербургские гимназисты, среди них и мой товарищ по гимназии – Павлов. Некоторые юнкера успели ускакать на уносах во время конной атаки казаков Подтелкова. Два орудия пришлось бросить, но замки и диорамы юнкера успели снять и потопить в яме глубокого ручья.

Убийство полковника Чернецова, 20 января, послужило сигналом к общему наступлению красных на Дон. Добровольцев начали теснить в направлении Ростова и Таганрога. Донцы тоже отходили к Новочеркасску, со смертью Чернецова у них, видимо, упал дух борьбы против красных, во много раз превосходящих их силами.

В больницу Общества Донских Врачей вновь привезли нескольких наших юнкеров, среди них юнкера Бахмурина, раненного в ногу. Раненых привозили со всех «фронтов», и многие из них говорили: «Что мы можем сделать, мы идем цепочками по тридцать человек в атаку против десятков тысяч красных!»

Настали морозы. Снега запорошили донские степи. Купол византийского собора побелел. На высокой шапке Ермака лежал снег.

Вороны стаями летали над городским парком и, каркая, как бы накликали беду. Снова пришла плохая весть: группа наших юнкеров, направленная с целью взрыва важного моста на царицынском направлении в тыл большевикам, была окружена красными и после отчаянного боя, чтобы избежать плена, взорвалась в вагоне, где оборонялась. Никто из этой группы не спасся. Вечная им память.

Морозные узоры разрисовали окна больницы, в длинных коридорах было как-то особенно тоскливо. Изредка, как светлая тень, прошмыгнет сестра в белой косынке, простучат костыли раненого, и из-за двери палаты послышится стон или бред. В палате № 3 умирает юнкер Малькевич, по прозвищу Сингапур. Он стройный, смуглый. Зубы у него белые как слоновая кость, и похож он на детей тех далеких стран, где всегда светит солнце, где пальмы тянут свои узорные листья к синему небу. Поэтому кадеты, его товарищи, и дали ему прозвище Сингапур. Как странно это имя в занесенных снегами степях, где царит пурга, каркают вороны и медленно, но верно продвигает свои зловещие, неумолимые полчища «торжествующий хам».

Малькевич мучился почти месяц. Долгий месяц бессонных ночей, тоскливых дней, бесконечной боли… И вот сегодняшнее серое, морозное утро – последнее в его короткой восемнадцатилетней жизни. Капитан Шаколи просидел всю ночь у изголовья умирающего мальчика и сейчас стоит у окна, глядя на уголок серого неба, и соскребает ногтем морозный узор. В коридоре, у двери палаты № 3, рыдает сестра Вера, глухо и безутешно. Со всем мужеством и энергией, унаследованной от отца, генерала Алексеева, она пыталась отстоять юнкера у смерти. И вот – напрасны все усилия, бессонные ночи, нервное напряжение. Сколько раз возникали радостные надежды, и столько раз они сменялись отчаянием.

За окнами лазарета – тревога… Новочеркасск в кольце. Скупые строчки официальных газетных сводок все чаще называют станицы и станции под самой донской столицей.

«Пушки гремят под Сулином!» – так начинается одно из последних воззваний атамана к казакам, уговаривающее их взяться, наконец, за оружие и стать на защиту родного края.

Морозный степной ветер треплет расклеенные афиши-призывы, разносит по улицам печальный звон колокола с высокой соборной колокольни, мотивы похоронных маршей…