Зарубежная литература средних веков. Хрестоматия

После этого Бран поплыл дальше. Вскоре он завидел остров. Бран стал огибать его. Большая толпа людей была на острове, хохотавших, разинув рот. Они все смотрели на Брана и его спутников и не прерывали своего хохота для беседы с ним. Они смеялись беспрерывно, глядя плывущим в лицо. Бран послал одного из своих людей на остров. Тот тотчас же присоединился к толпе и стал хохотать, глядя на плывущих, подобно людям на острове. Бран обогнул весь остров. Всякий раз, как они плыли мимо этого человека, его товарищи пытались заговорить с ним. Но он не хотел говорить с ними, а лишь глядел на них и хохотал им в лицо. Имя этого острова — Остров Радости. Так они и оставили его там.

Вскоре после этого они достигли Страны Женщин и увидели царицу женщин в гавани.

— Сойди на землю, о Бран, сын Фебала! — сказала царица женщин. — Добро пожаловать!

Бран не решался сойти на берег. Женщина бросила клубок нитей прямо в него. Бран схватил клубок рукою, и он пристал к его ладони. Конец нити был в руке женщины, и таким образом она притянула ладью в гавань. Они вошли в большой дом. Там было по ложу на каждых двоих — трижды девять лож. Яства, предложенные им, не иссякали на блюдах, и каждый находил в них вкус того кушанья, какого желал. Им казалось, что они пробыли там один год, а прошло уже много, много лет.

Тоска по дому охватила одного из них, Нехтана, сына Кольбрана. Его родичи стали просить Брана, чтобы он вернулся с ними в Ирландию. Женщина сказала им, что они пожалеют о своем отъезде. Они все же собрались в обратный путь. Тогда она сказала, чтобы они остерегались коснуться новой земли.

Они плыли, пока не достигли селения по имени Мыс Брана[112]. Люди спросили их, кто они, приехавшие с моря. Отвечал Бран:

— Я Бран, сын Фебала.

Тогда те ему сказали:

— Мы не знаем такого человека. Но в наших старинных повестях рассказывается о плавании Брана.

Нехтан прыгнул из ладьи на берег. Едва коснулся он земли Ирландии, как тотчас же обратился в груду праха, как если бы его тело пролежало в земле уже много сот лет.

После этого Бран поведал всем собравшимся о своих странствованиях с начала вплоть до этого времени. Затем он простился с ними, и о странствиях его с той поры ничего неизвестно.

Скандинавская литература

СТАРШАЯ ЭДДА

«Старшая, или стихотворная, Эдда» представляет собой собрание эпических текстов мифологического и героического содержания, в основной своей массе сложенных древнегерманским аллитерационным тоническим стихом и лишь в незначительной части сопровождаемых прозаическими пересказами. В своей основной части тексты «Эдды» (восходящие в своих элементах к глубокой древности) были сложены около X в. н. э., записаны же они были, вероятно, в XII в. Древнейшая из сохранившихся рукописей — пергаментный «Codex Regius» («Королевский список») — относится ко второй половине XIII в. В 1643 г. он был открыт исландским епископом Бринйольфом Свейнсоном, который ошибочно приписал его исландскому ученому XII в. Сэмунду Мудрому (1056—1133) и дал ему укрепившееся за ним название «Эдды» по аналогии с прозаическим трактатом по поэтике Снорри Стурлусона (в XII—XIII вв.), носившим заглавие «Эдда» и теперь называемым «Младшей, или прозаической, Эддой».

В ряду памятников древнескандинавской (точнее, древнеисландской) литературы «Старшая Эдда» занимает особое место. Являясь наиболее значительным образцом скандинавской народной поэзии средних веков, «Эдда» одновременно является единственным в своем роде памятником европейской языческой поэзии названного периода. В то время как в других западноевропейских странах в X—XII вв. древние туземные языческие воззрения были почти полностью вытеснены христианским вероучением, на острове Исландия (впервые заселенном в 870—930 гг.) еще продолжали жить сказания языческой древности. По словам Т. Н. Грановского, «даже по принятии христианства исландцы оставались верны обычаям старины». Эта живучесть старинных обычаев и воззрений объясняется тем, что в средневековой Исландии в этот период в известной мере еще сохранились архаические общественные отношения. В социальном укладе и культуре проявлялись разнообразные пережитки первобытнородового строя. Когда с конца IX в. выходцы из Норвегии начали обосновываться в Исландии, «они принесли с собою в новое отечество вместе с прекрасным и звучным языком целую вымиравшую в собственной Скандинавии мифологию и изумительное богатство героических песен и преданий. Таким образом, Исландии досталось на долю быть последним убежищем скандинавского язычества и связанного с ним гражданского быта» (Т.Н. Грановский. Песни Эдды о Нифлунгах).