Зарубежная политическая лингвистика

Несостоятельность Латвии (шире – Балтии) в этическом пространстве Европы предопределила одну особенность: в политических дискурсах России и Западной Европы почти отсутствуют прямые эстетические характеристики региона. Два других члена триады (Западная и Центральная Европа) в этом отношении не обделены. В центральноевропейских дискурсах образы бывших социалистических стран представлены в каузально-генетическом русле метафорики. В центральноевропейских дискурсах чрезвычайно продуктивной оказалось метафорическое русло с референцией бала, танца, концерта – того кортежа денотативных дескрипторов, которые ассоциативно связаны в сознании народов Центральной Европы с австро-венгерским периодом их истории. Ср.: На европейский танец приглашены Польша, Чехия, Словения и Венгрия (Lid. Nov., 2002); На европейский паркет выходит красавица Венгрия (Polityka, 2002); Нас объединяют венские вальсы (Dnes, 2002). Политическая ситуация обсуждения западноевропейскими государствами возможности принятия в Евросоюз государств Центральной и Восточной Европы обозначена в словенском дискурсе как «касание Европы блестящим шлейфом еще не вошедших, но претендующих на вхождение в ЕС стран» (Ljubljna, 2001).

Специфические метафорические русла, сложившиеся в центральноевропейских дискурсах, отражают «кровное» и культурно-историческое родство государств. Австро-Венгерский союз, прочно связавший на три века теперешних членов ЕС – Чехию, Венгрию, Словению и Польшу, – создал у этих наций особое ощущение семейного сходства, отсюда частотные номинации центральноевропейских стран в русле «родственной» метафорической парадигмы: красавицы-сестры. Вспомним, что О. Розенштокк-Хюсси секрет Австрии, «интернациональной нации», обозначил как «брак между своими».

Спектр эстетической оценки Западной Европы в русском политическом дискурсе чрезвычайно широк: от безусловного плюса до абсолютного минуса: красавица Европа и зажравшаяся, ленивая, бюргерствующая, равнодушная Европа. Эстетические характеристики Западной Европы в русском политическом дискурсе часто даются через актуализацию негативного образа «проблемных» евроновичков, ср.: Гордая, надменная Европа снизошла до общения с политической деревенщиной (Труд, 2002); Тело бывшей континентальной красавицы располнело и подурнело (Лит. Газ., 2004). Та же семантика эмоционального отторжения теперешнего европейского (конкретней – «евросоюзного») статуса бывших союзных республик прослеживается не только в антропоморфном, но и в других метафорических руслах, ср.: Не всем в Европе пришелся по душе латвийский политический серый горох (Час, 2005); Европейская клумба заросла балтийскими сорняками (Бизнес и Балтия, 2005); Давно ко всему привыкшая Европа в шоке от латвийских националистических игрищ (МК, 2005).

Весьма непривлекательный политический образ балтийского региона в русском коллективном сознании вызывает недоумение по поводу его «нужности» Европе. Ставящаяся под сомнение разумность такого шага, как принятие в состав Европейского Союза «проблемных» новичков, вызвала к жизни метафорику с референцией сомнения, ошибки, ср.: Одним махом присоединить явно убыточные и политически нездоровые страны нельзя назвать никак иначе, как дурь начинающего коллекционера: всего и много, потом разберемся (АиФ, 2005). Европа напоминает сегодня пьяного от счастья человека, но что будет, когда придет отрезвление? (там же).