Зарубежные письма

Я была просто счастлива найти эту заметку и частичную расшифровку загадочных таблиц, которые в 1914 году не смогла прочитать точно — они висели чересчур высоко. Мне только показалось (и я неверно занесла в дневник), что годы были 1828–30-й, а не 29-й — 31-й. Значит, интерес был у Гёте еще позднее, перед самой его смертью!.. Дальше профессор Хольтцхауэр приводит замечательные свидетельства общественной и политической жилки у Гёте, отразившейся в ряде его цитат. Но, к сожаленью, методика этого интереса у Гёте, его совершенно новый, интимно-гётевский подход к изучению общественного явления как явления природы (зачаток предположения закономерности в жизни общества, как в самой материальной природе, и, значит, научного ее изучения!) — не обратили на себя внимания исследователей и посейчас. А между тем едва ли не самое зрелое из опыта жизни, прожитой Гёте, это на основе огромной практики выработанная им методика…

И еще было одно, что остановило меня при посещении дома-музея. Оно резко ударило по восприятию. Оно требовало ответа, хотя для многих посетителей дома Гёте это показалось бы мелочью.

3

Мы с моим спутником были приглашены на ужин к автору книги о Гёте, директору «национальных исследовательских и мемориальных учреждений немецкой классической литературы в Веймаре» профессору Хельмуту Хольтцхауэру. Под проливным дождем вечером машина привезла нас на тихую улицу с красивыми домами типа вилл, и мы очутились в изящной квартире-модерн, с чем-то уютно-интеллектуальным, располагающим к беседе. На столе в гостиной на красивой подставке горела толстая красная свеча, толще охвата ее ладонью. И она не просто горела: алые восковые языки, расчленяясь от фитиля, опадали вокруг огня, как лепестки от пестика. После ужина мы уселись вокруг нее, и, пока длился наш разговор, свеча раскрывалась все больше и больше чудесным алым цветком, словно постепенно расцветая.

Жена профессора показала мне «очаровательную книжку», над которой «умирала со смеху». Это был немецкий перевод нашего «Козлотура». Профессор принес немецкую книгу в голубой обложке — первое издание моего «Гёте», вышедшее в ГДР много лет назад и с тех пор дважды переизданное, раз в ГДР и раз — подпольно — в ФРГ. Это были предварительные мостики к большому разговору, в своем роде осторожное приближение друг к другу. В конце их последовала естественная фраза хозяина о том, что нового нашла я в экспозиции дома Гёте со времени моего «Путешествия в Веймар», то есть с июля 1914 года?

Но вместо ответа я прежде всего сама обрушилась с вопросом, какой мучил меня весь день, с вопросом, имеющим значение, быть может, только для заядлых, правоверных гётеанцев: как это так можно произвольно переменить одеяло в спальне Гёте и вместо стеганого ватного, тускло-зеленого цвета, обветшалого, но настоящего, собственного одеяла Гёте, еще державшегося в мое время, гармонировавшего с ковром на стене, со всей тональностью спальни, — постелить новое стеганое красного цвета?! Новое красного цвета режет глаз, когда входишь в спальню, — ведь из памяти не ушло, не могло уйти подлинное, ведь сейчас спальня кажется неправдоподобной, модернизированной!

И тут профессор Хольтцхауэр повел рассказ о вещах действительно интересных, хотя на первый взгляд невероятных. Хотя ткани выдерживают, не рассыпаясь, тысячелетия, что нам известно по египетским мумиям, но в обычной обстановке жизнь их куда короче. Тускло-зеленое старенькое одеяло, хранившееся в музее Гёте свыше восьмидесяти лет и виденное мною уже совсем обветшалым в 1914 году, не выдержало действия времени, оно стало распадаться. Исследуя его ветошь, расщепляя его хлопья, чтоб достоверней восстановить его краску и субстанцию для нового одеяла в музее, химики с изумлением нашли, что первоначальный его цвет был вовсе не зеленым, а красным, он как бы выцветал десятки лет, изменяя свою окраску и подтверждая отвергнутую физиками собственную теорию Гёте в его «учении о цветах» (Farbenlehre): «Он с того света доказал ньютоновцам, что был прав, — полушутя-полусерьезно закончил свой рассказ Хольтцхауэр. — А если говорить о новых наших исследованиях за прошедшие годы, то они связаны с сегодняшним днем. Многие идеи Гёте, его прогнозы главным образом в химии, оказались близкими, интересными нашему времени. Да вот живой пример — мой сын Мартин, он химик, пишет диссертацию об идеях Гёте в химии…»

Мартин, сосредоточенный и молчаливый, сидел тут же, задумчиво глядя на золотой пестик свечи.