Зарубежный детектив 1977

– Однажды я случайно встретил ее возле Скассета. Она заправлялась на бензоколонке, когда я подъехал. Мы малость поболтали, я спросил про аборт, правда ли это, и она ответила, что да. Тогда я спросил, мой ли это был ребенок, и Карен сказала, что не знает, кто отец. Да еще так невозмутимо! Короче, я послал ее ко всем чертям и пошел прочь. Но Карен меня догнала, извинилась и предложила остаться друзьями, встречаться снова. А когда я отказался, она разревелась. Нет ничего хуже, чем девчонка, ревущая на бензоколонке. Короче, я пообещал вечером сводить ее куда-нибудь.

– И сводили?

– Да. Это было ужасно. Алан, сделай то, Алан, сделай се. Быстрее, Алан. А теперь медленнее. Алан, ты так потеешь… Хоть бы на секунду заткнулась.

– Она что, прошлым летом жила на мысу?

– Карен так сказала. Работала в картинной галерее, кажется. Но я слышал, что она почти все время просидела на Маячном холме. У нее там были какие-то сумасшедшие дружки.

– Вы когда-нибудь с ними встречались?

– Только с одной девчонкой. Как-то на вечеринке меня познакомили с Анджелой то ли Харли, то ли Харди. Чертовски красивая девица, но с приветом.

– То есть?

– Ну, странная, не от мира сего. Плела какую-то чушь. «Нос божий красен кожей», и все такое. С ней и разговаривать было невозможно. А жаль: уж больно хороша собой.

– А родителей Карен вы видели?

– Да, один раз. Та еще парочка. Старик с задранным носом, и с ним эта дамочка-губошлепка. Неудивительно, что Карен их ненавидела.

– Откуда вы это знаете?

– Да от нее! Карен только о предках и говорила. Часами болтала о них. Мытаря на дух не выносила. Иногда называла его БОГ. Это значит брехун, осел и говнюк. Мачеху тоже всячески обзывала, но я не стану повторять: вы скажете, что я клевещу. Но вот что удивительно: свою родную мать Карен очень любила. Та умерла, когда Карен было лет пятнадцать. Наверное, тогда все и началось.

– Что началось?

– Ну, закидоны эти. Наркотики и блуд. Карен хотела, чтобы ее считали крутой. Любила народ удивить. Словно что-то доказывала. Жрала зелье, причем всегда на людях. Кое-кто говорил, что она сидит на амфитаминах, но не знаю, правда ли это. Она многим насолила, и про нее каких только жутких историй не рассказывали. Говорили, что Карен Рэнделл на все пойдет и под любого ляжет. – Алан болезненно поморщился.

– Но вы любили ее, – вставил я.

– Да, пока это было возможно.

– А после того свидания на мысу вы больше не встречались?

– Нет.

Принесли пиво. Алан посмотрел на свою кружку и принялся вертеть ее в руках.

– Хотя, впрочем, встречался, – вдруг добавил он.

– Когда?

Зеннер заколебался.

– В воскресенье, – сказал он, наконец. – В прошлое воскресенье.

6

– Было около часа дня, – продолжал Зеннер. – После игры мы устроили вечеринку, и я маялся похмельем. Да еще как маялся! Боялся, что в понедельник на тренировке буду не в форме, потому что пропустил несколько тренировок. Никак не получалась последняя пробежка, не хватало скорости. Поэтому я волновался. В общем, я был у себя в комнате и пытался переодеться к обеду. Никак не мог повязать галстук. Все время выходило вкривь и вкось, три раза пробовал. Похмелье было и впрямь тяжкое. Голова раскалывалась. И тут входит Карен. Можно было подумать, что я назначил ей свидание.

– А вы не назначали?

– Никогда не испытывал такого отвращения при виде человеческого существа. Мне уже удалось забыть ее, выкинуть из головы, понимаете? И вдруг она опять тут как тут, и выглядит как никогда отпадно. Малость полновата, но все равно хороша. Мои соседи по комнате ушли обедать, и я был один. Карен спросила, не свожу ли я ее перекусить. Я ответил – нет.

– Почему?

– Потому что не хотел видеть ее. Она была как зараза. Чума. И я хотел держаться от нее подальше, вот и сказал: «Карен, уйди, пожалуйста». Только она не ушла, а села, закурила и говорит: «Я знаю, что между нами все кончено, но мне нужен человек, который выслушает». Мы это уже проходили, и я ей не поверил. Но Карен никак не хотела уходить. Уселась на кушетку, и не сдвинешь. Сказала, что я – единственный, с кем она может поговорить.

В конце концов я сдался, сел и сказал: ладно, валяй, говори. А сам подумал, что я дурак и еще пожалею, что согласился, как пожалел после прошлого раза. Знаете, есть такие люди, которых просто невозможно терпеть рядом.

– О чем шел разговор?

– О ней. Карен только о себе и говорила, больше ни о чем. О себе, о предках, о брате…

– Она была дружна со своим братом?

– В некотором роде. Но он – парень простой, как Мытарь. Ничего знать не хочет, кроме своей медицины, поэтому Карен не очень откровенничала с ним. Про наркотики и свои похождения ничего не говорила.

– Продолжайте.

– Ну, в общем, я сидел и слушал ее. Карен рассказала про школу, потом – про какую-то мистику. Мол, начала медитировать два раза на дню по полчаса. Это вроде как прополаскивать мозги. Или макать тряпку в чернила. Что-то такое. Она только-только начала этим заниматься и была в полном восторге.

– Как она держала себя?