Зарубежный детектив

На минуту воцарилось молчание, потом сержант Хоулком сказал:

— Как я понимаю, ничто не могло.

— В том-то и дело, — заметил Мейсон. — Только если б я так сделал, уж я бы постарался записать номер такси, которое доставило меня туда к половине девятого, и обзавестись свидетелями, что встреча назначена на половину девятого, верно?

— Не знаю, как бы вы стали действовать, — раздраженно парировал сержант Хоулком. — Стоит вам взяться за дело, как вы забываете о логике. С начала и до конца ведете его так, что ничего не поймешь. Какого черта вы упрямитесь! Признались бы, рассказали все как на духу, а после отправились себе домой, легли спать и предоставили нам заниматься всем этим.

— Я не мешаю вам заниматься этим делом, — возразил Перри Мейсон, — и особого удовольствия от того, что вы, доблестные сыщики, наставили на меня эти лампы, расселись вокруг и глаз не сводите, надеясь прочитать в моем лице что-то такое, что подскажет вам ключ, тоже не испытываю. Выключили бы лампы, посидели в темноте да подумали, было бы куда как лучше. А то взяли меня в окружение и изучаете мою физиономию.

— Далась мне ваша физиономия, меня другое донимает, — буркнул Хоулком.

— А Тельма Бентон? — спросил Перри Мейсон. — Где она была в это время?

— У нее стопроцентное алиби. Она может отчитаться за каждую минуту.

— Кстати, — заметил Мейсон, — а вы где были, сержант?

Сержант Хоулком опешил.

— Я? — переспросил он.

— Вот именно, вы.

— Вы что, хотите из меня сделать подозреваемого?

— Отнюдь, — возразил Мейсон. — Я просто спросил, где вы были.

— На пути сюда, в участок, — ответил сержант Хоулком. — Ехал в автомобиле из дома на службу.

— Сколько свидетелей могут это подтвердить? — спросил Мейсон.

— Не валяйте дурака, — сказал сержант Хоулком.

— Напрягли бы извилины, так поняли, что я дурака не валяю, — возразил Мейсон. — Мне не до шуток. Сколько свидетелей могут это подтвердить?

— Никто, понятно, не может. Я могу показать, когда выехал из дома и когда приехал в участок.

— В этом-то вся и хитрость.

— Какая хитрость?

— Такая, какая должна была бы насторожить вас в отношении стопроцентного алиби Тельмы Бентон. Если у человека железное алиби и он может отчитаться за каждую минуту, это, как правило, означает, что он не пожалел сил устроить себе алиби. А значит, это лицо либо соучастник убийства и алиби у него фальшивое, либо знало о предстоящем убийстве и лезло вон из кожи, чтобы устроить себе непробиваемое алиби.

Наступило долгое молчание. Затем сержант Хоулком произнес, как бы размышляя вслух:

— Значит, по-вашему, Тельма Бентон знала, что Клинтона Фоули убьют?

— Я ничего не знаю о том, что знала или чего не знала Тельма Бентон, — ответил Перри Мейсон. — Я всего лишь сказал, что без причин у человека обычно не бывает стопроцентного алиби. Человек не может отчитаться за каждую минуту своего обычного рабочего дня. Он не может доказать, что в такую-то минуту был именно там-то, как не смогли и вы сами. Готов поспорить, что никто из присутствующих не сможет доказать — бесспорно и со ссылкой на свидетелей, — чем занимался каждую минуту с половины восьмого до восьми нынче вечером.

— Вы-то, — устало заметил Хоулком, — уж точно не можете.

— Конечно, — согласился Мейсон, — и если б не ваша тупость, вы бы поняли, что это лучшее свидетельство моей невиновности, а не признак вины.

— И не можете доказать, что приехали к Фоули в половине девятого. Кто видел, как вы туда отправились? Кто знает, что вы договорились о встрече? Кто открывал вам дверь? Кто видел вас там в половине девятого?

— Вот это, — заметил Перри Мейсон, — я как раз могу доказать.

— Чем? — спросил сержант Хоулком.

— Тем, — ответил Перри Мейсон, — что сразу после половины девятого позвонил в полицейское управление и сообщил об убийстве. Это доказывает, что я был там в половине девятого.

— Вы понимаете, что я имею в виду не это, — возразил сержант. — Я имею в виду, можете ли вы доказать, что прибыли туда точно в восемь тридцать?

— Разумеется, нет, мы это уже установили.

— Да, мы это установили, — ответил сержант Хоулком. Он поднялся, со скрипом отодвинув стул.

— Вы победили, Мейсон, — сказал он. — Я вас отпускаю. В нашем городе вы человек известный, если вы нам понадобитесь, я всегда вас найду. Готов признаться, что на самом деле я не считаю, будто вы убили Фоули, но уверен — и тут меня не переубедит сам черт, — что вы кой-кого выгораживаете, и не кого-то там вообще, а своего клиента. Поэтому хочу вам сказать, что своим поведением вы его не только не выгородили, но заставили меня подозревать его еще больше.

— Считайте, что уже сказали, — заметил Мейсон.