Зарубежный криминальный роман

Тем временем на противоположной стороне площади шествие негров остановилось. Несколько детей в сопровождении отцов прошли через ворота школы. Другие последовали за ними. Однако большинство взрослых выстроились на улице вдоль здания школы. Сняв с себя корзины, сумки, узлы и сетки, они смотрели на вздымающийся к небу дым, прислушивались к беспрерывному кашлю, смешанному с хриплыми криками, доносившимися из окон соседнего здания. Когда треснул первый выстрел, они быстро нагнулись и схватили камни.

Одновременно со вторым выстрелом, выпущенным наугад, как и первый, по фасаду дома Брауна застучал град камней. Где-то звякнуло стекло. Кто-то вскрикнул.

Выстрелы участились, стреляли со всех этажей. Но град камней был гуще. Большинство их отскакивало в сторону и отбивало куски штукатурки от фасада. Некоторые из камней влетали через открытые окна в помещение. Бойцы партии Хантера постоянно боролись со слезотечением, удушливым кашлем и стреляли в буквальном смысле слова вслепую по черным, желтым и коричневым клубам дыма, заполнившего уже все помещения дома. Поэтому неудивительно, что кроме хозяина похоронного бюро Уилсона, который первым присел на корточки, три других соратника Хантера забились по углам, временами прижимая к лицу пропитанные кровью носовые платки и отчаянно хрипя. С противоположной стороны пострадало только двое — в беспорядочной стрельбе одному человеку пуля задела плечо, другой был ранен в бедро.

Хозяин дома Браун, кашляя, убежал в свой личный кабинет и в припадке ярости расколотил об пол новый телефонный аппарат. Он убедился в том, что невозможно вызвать полицию: какой-то парень, скорее всего кто-то из домашней цветной прислуги, ночью перерезал телефонный кабель. Браун подозревал в этом злодеянии всех — от повара до горничной. Он даже подумал о белом учителе, с которым вчерашним утром встречался в этой комнате — он тоже мог бы это сделать.

Шеф полиции, разумеется, не догадывался о тщетных попытках Брауна. В это время он стоял вместе с мэром города возле открытого окна своего кабинета и вслушивался в беспорядочную пальбу, едва слышно доносившуюся со стороны школы.

Когда едкий дым стало уже невозможно выносить, люди Хантера закрыли окна, но так как кое-где были разбиты стекла, дым продолжал проникать в дом.

Вернулись водители грузовиков. Они стояли в стороне, прижавшись к забору соседнего здания, и ждали, пока дым станет слабее.

Улучив момент, они бросились к дверям окутанного дымом дома. На минуту бомбардировка камнями прекратилась и, как только самые большие оптимисты партии Хантера облегченно перевели дух, в двери нижнего этажа звякнул сломанный замок, кто-то распахнул дверь и сразу после этого внизу взорвалось восемь гранат со слезоточивым газом.

Газ устремился во все щели, отверстия и пазы и, смешавшись с едким дымом, заполнил жилые помещения, создав тем самым невыносимые условия даже для самых стойких.

Затем град камней возобновился.

Первым капитулировал Уилсон. Почувствовав, что теряет сознание, он, шатаясь, как в бурю тростник, побрел в одну из задних комнат нижнего этажа. Там он нащупал окно, распахнул его и попробовал выпрыгнуть. Но не успели его ноги коснуться поверхности газона, окаймлявшего сзади дом Брауна, как чьи-то крепкие руки вцепились в него, оттащили в сторону и колотили до тех пор, пока он, визжа, не запросил пощады.

Если он сумел убежать с распухшим носом и фингалами под глазами, то лишь по той причине, что его прыжок послужил примером для остальных, и у людей, занимавших посты позади дома, было по горло работы. Всех приспешников Хантера, прыгавших из окон — залитых слезами, кашляющих, хрипящих, некоторых с оружием — внизу принимали в свои объятия их противники и очень наглядно учили тому, что нельзя безнаказанно стрелять в своих сограждан только за то, что они по своему законному праву хотят отвести детей в школу.

«Какой кошмар! — думал, жуя табак, мистер Уэбстер. — Этот сброд оказался позади дома». Еще более неприятной неожиданностью стал для него удар кулаком в грудь. Сквозь плотную пелену слез он даже не смог увидеть своего обидчика.

Полиция нагрянула слишком поздно.