Засада

Главное заключается в том, чтобы избежать щелчка. Именно поэтому саперы взяли с собой не штыковые, а рычажные ножницы, позволяющие действовать с самым малым шумом. Надкусывали проволоку ближе к кольям и наискось, а не поперек. Основную работу выполнял сам командир группы разграждения. В тот момент, когда Горкин сжимал рукоятки ножниц, Мгеладзе, помогавший ему, поддерживал и натягивал нить.

Надкусив проволоку, сержант чуть отодвигался в сторону, и на его месте оказывался Шота. Сломав нить, он осторожно разводил ее концы в стороны.

Работавший рядом с ним Варакушкин, прежде чем перегрызть проволоку, накидывал на нее тряпку, припасенную загодя. Это тоже заглушало щелчок.

Наконец проход прорезан. Можно по одному вползать в узкий коридорчик между кольями и, стараясь слиться с кустами, ползти по глинистой жесткой почве в стыке между двумя немецкими полками.

Но в этот миг над головой взлетает холодная и, как мерещится разведчикам, чудовищно яркая ракета. Все прижимаются к земле и замирают.

Где-то левее уныло и деревянно кричат в ночь немцы:

— Рус — сдавайсь! Эргебт ойхь!

Но вот ракета, роняя последние капли огня, затухает. Все ждут сигнала Смолина. Однако взводный почему-то медлит.

Бойцы лежат минуту, пять, десять... Внезапно впереди и слева от взвода, за высотками, разрывается противопехотная граната. И тотчас раздается треск автомата, затем гремят нестройные залпы винтовок, неуверенные очереди пулемета.

— Вперед! — тихо приказывает Смолин.

Взводный лежит у проволоки, пропуская своих людей, одного за другим, и думает о бойце, которого, может статься, послал на верную смерть. Макар Кунах, волжанин, спокойный и малословный парень, — жив ли он еще? Это Макар недавно уполз влево, прикрывая разведку от возможных нападений с фланга. Вероятно, его обнаружили немцы, завязался бой. И теперь Кунах мается там, во тьме, под огнем винтовок и пулемета, один, без товарищей и поддержки. А может, ему удалось уползти, и он спешит догнать своих, стремящихся поскорей пройти через стык полков?

Группа обеспечения распластана у прохода, пальцы солдат застыли на спусковых крючках автоматов, на рукоятках гранат и ножей. Пока не исчезнет в коридоре последний боец захвата, люди Намоконова не тронутся с места, обеспечивая безопасность товарищей.

Но вот трижды проквакала лягушка. Значит, Горкин и Швед выбрались в рощицу, в тыл немцев.

— Пошли! — командует Намоконов и вдруг замирает. Рядом слышится какой-то шорох. Иван вытягивает нож из чехла.

В темноте вырастает черная фигура. Северянин скорее догадывается, чем убеждается: это Кунах.

— Спасибо, друг, — шепчет эвенк в ухо волжанину. — Ты — тунда-ахэ[1], Макар.

Пролежав несколько минут без движения, бойцы убеждаются, что все спокойно, и устремляются в проход.

Смолин поджидает своих, с удовольствием слушая, как потрескивают выстрелы немцев, напуганных Кунахом.

Всю ночь движется разведка в глубь территории, занятой врагом. Люди часто замирают, подолгу прислушиваются к звукам ночи и, только убедившись, что им ничто не грозит, продолжают движение.

Поэтому за час удается одолеть два-три километра.

Все сильно устали, но каждый понимает — теперь не до отдыха, надо как можно быстрее оторваться от возможного преследования, замести следы.

Перед самым рассветом разведка останавливается на лесной опушке, за которой темнеет поле. Смолин накрывается палаткой, придвигает фонарик к карте, ориентирует компас. Взвод выполнил часть задачи совершенно точно, он — в нужном районе.

До грунтовой дороги, на одном из участков которой намечено устроить засаду, совсем близко. Но продолжать путь рискованно: через полчаса будет светло.

Старшина решает назначить привал. Он возвращает людей по своим следам за версту от остановки. Если враг наблюдал за взводом или заметил его, этот несложный маневр с возвращением временно запутает немцев.

Все немедленно валятся на лужайку и засыпают.

Взводный проверяет, бодрствуют ли посты, и, убедившись, что они честно несут свой крест, проходит к дороге.

Неподалеку от нее, прямо на север, должна быть небольшая деревня. Если там нет противника, кто-нибудь из разведчиков наведается туда днем и поговорит с местными жителями.

Вскоре Смолин действительно замечает редкие огоньки села. Старшина ложится в кювет и надолго застывает без движения, вглядываясь в смутные очертания домов, ловя звуки, доносящиеся оттуда.

Затем возвращается на бивак.

Разведчик не зря выбрал для привала эту поляну. До взвода здесь уже, судя по следам, стояла какая-то немецкая часть. Трава сильно вытоптана, кругом валяются обрывки газет, пустые консервные банки.

Врагу, если он вздумает преследовать русских, трудно будет обнаружить их отпечатки на замусоренной траве.

Подобрав с земли несколько старых газет и помятых конвертов, старшина ложится рядом с Ароном — и тотчас засыпает.