Для Клары, тщательно оберегаемой в семье от всяких «вредных» влияний, все эти ниспровергающие и разрушающие идеи были новыми. Они открывали ей глаза на мир, доселе от нее скрытый, воспламеняли ее воображение и душу, от природы склонную к душевному подъему. Она приносила с собой новые идеи и мысли в институт и там выступала со страстной их защитой. Толково, остроумно и темпераментно — так отзывались позднее учителя о ее выступлениях на институтских занятиях.
Ее мысли носили вначале туманный и несколько сумбурный характер. По определению Клары, они представляли тогда смесь анархизма и псевдореволгоционности, как это часто имело место в среде мелкобуржуазной молодежи. Учителя были потрясены глубокой убежденностью, с какой эти мысли высказывались Кларой, тем бурным протестом и возмущением, которые чувствовались в ее словах.
В первую очередь была сильно огорчена директор, которая к горячим поздравлениям с успешным, окончанием института сочла необходимым присовокупить и предосте-рсжепие. Смысл его заключался в том, что Клара, пока есть еще время, должна «одуматься и свернуть с опасного пути», на который она, видимо, собирается вступить.
Но молодая девушка уже тогда была на голову выше своих наставниц, и час ее окончательного вступления на этот путь был гораздо ближе, нежели те могли предположить. Клара Эйснер сама неизбежно нашла бы дорогу к партии Августа Бебеля, но этот процесс значительно ускорился благодаря человеку, который еще в институтские годы вошел в жизнь Клары, помог внести ясность в мир ее дум и стремлений.
Осип Цеткин
Эмигрант из царской России, немногим более тридцати лет. Худощавый, темноволосый, ходил слегка сутулясь. На его лице оставили свои следы борьба, лишения и болезни. Его руки от постоянной работы были загрубелыми и натруженными. Одевался всегда просто. Когда он начинал говорить о страданиях народа, изнывающего под жестоким гнетом царского самодержавия, о борьбе русских революционеров, его голос становился гневным и страстным, одухотворенное лицо еще больше оживлялось.