Засекинский дом

Прошло много лтъ. Глухо было въ боярскомъ дом прихода Николы Линючаго. «Заскинскій домъ», какъ звали его въ околодк, стоялъ теменъ и пусть. Бояринъ Михаилъ Алексевичъ былъ на томъ свт, а сынъ его, Михаилъ Михайловичъ, въ чин полковника, находился неотлучно при первомъ император. Доходили слухи въ Москву объ его подвигахъ то съ турками, то со шведами. Приходили извстія то объ новой ему наград царской, то объ якобы смертельной ран, полученной въ бою. Но все это мало, конечно, волновало обывателей прихода Николы.

Но однажды обыватели всполошились немало.

До приказу боярина Михаила Михайловича, былъ купленъ цлый пустырь, прилегавшій къ Заскинскому дому, и огороженъ частоколомъ. Для этого понадобилось, однако, выселить съ краевъ пустыря трехъ владльцевъ. Съ однимъ вошли въ полюбовное соглашеніе, какой-то обмнъ; у другаго задешево купили его домишко и снесли, а третьяго несговорчиваго просто прогнали по шеямъ.

Въ годъ смерти перваго императора бояринъ явился въ Москву съ двумя молодцами сынами, уже офицерами, и поршилъ кончать свой вкъ, гд родился и гд жилъ отецъ его.

Рабочее время на Руси вдругъ прекратилось. Истинная страда миновала. Наступило затишье.

Семья боярина Заскина мирно прожила лтъ десять, и за это время купленный пустырь обратился въ маленькій молодой садъ съ небольшими деревцами, съ аллеями изъ тоненькихъ, но свженькихъ липочекъ. Бояринъ утшался, что коли самъ не будетъ въ прохлад гулять, зато внуки поблагодарятъ его за насажденіе.

Но вдругъ разразилась гроза. Случилась въ дом бда бдовая. Ни въ чемъ не повинный бояринъ со всей своей семьей былъ высланъ изъ Москвы въ дальнюю степную вотчину, а затмъ чрезъ годъ очутился въ Пелым ссыльнымъ.

Въ Россіи царилъ герцогъ Биронъ. Хотя бояринъ скромно и тихо велъ себя въ Москв, но на свою бду имлъ родню въ Питер. Одинъ изъ родственниковъ его, бывшій въ сил, попалъ въ опалу и, чтобы спастись, оклеветалъ московскаго родственника. Самъ онъ не спасся, а дворянина Заскина со всей семьей уходилъ въ Пелымъ, гд сподвижникъ перваго императора вскор умеръ отъ нужды и горя.

Одновременно, въ одинъ осенній день, Заскинскій домъ освтился яркими огнями. Все въ немъ ликовало. Гостей было много, но вс гости говорили не по-россійски. Домъ былъ отнятъ у боярина вмст съ большой подмосковной вотчиной, описанъ и подаренъ нмцу, любимцу брата герцога. Регентъ и самъ не зналъ, кому перешло имущество московскаго дворянина.

Нмцы жили, пили и ликовали въ дом, но не только по всей Москв, но и въ самомъ околодк обыватели не знали, какъ звать по имени этого нмчуру, и попрежнему домъ около Николы Линючаго прозывался «Заскинскій».

Но Богъ не безъ милости. Прошло немного времени, и страшный герцогъ самъ попалъ въ ссылку. По всей Руси было ликованіе. Воцарилась новая императрица, дщерь Петрова, а не Иванова, и многое пошло на перемну.

Расплодившихся на Руси нмцевъ стали ворошить, перетряхивать, а потомъ начали сквозь новое ршето просевать. Которые оказывались безобидными, тхъ не трогали, имъ было указано поджатаго хвоста не распускать и сидть на немъ благодушно и смирно. Истинныхъ сыновъ государства опальныхъ, ссыльныхъ, на разные лады униженныхъ и обиженныхъ, стали изъ ссылокъ «водворять», снова взыскивать милостью, а затмъ, елико возможно, возвращать имъ ихъ несправедливо утраченное имущество, вотчины и дома.

Въ первое время правительство новой царицы было на столько завалено просьбами о прощеніи и возвращеніи, что трудно было распутаться сразу. Просьбы приходили тысячами изъ всхъ концовъ имперіи, равно изъ предловъ и Азіи, и Благо моря, и Каспія, и съ границъ королевства Польскаго.

До иного пострадавшаго отъ нмцевъ только чрезъ два года дошла милость дщери Петровой.

Въ числ прочихъ послали челобитныя и дворяне Иванъ и Сергй Михайловичи Заскины.

Посл смерти Михаила Михайловича, старшій сынъ его Иванъ оставался попрежнему въ Пелым. Судьба младшаго, Сергя, была много легче. Благодаря невдомому покровителю, онъ былъ чрезъ годъ посл ссылки освобожденъ, и ему дозволили поселиться въ маленькой деревнюшк, случайно или умышленно оставленной за родомъ. при описи всхъ помстій Заскиныхъ.

Деревнюшка эта въ двадцать душъ, принадлежавшая ему по праву прощеннаго, была близь Муромскихъ лсовъ. Сергй Михайловичъ и этому гнзду радъ былъ. Поселившись здсь снова бариномъ-дворяниномъ, а не ссыльнымъ, онъ надялся, благодаря глуши, на всю жизнь укрыться отъ глазъ владычествующаго на Руси нмца.

При двадцати крпостныхъ душахъ не только прокормиться, но и разжиться было можно. Вскор Серги Михайловичъ выстроилъ себ маленькій усадебный домъ и развелъ даже садъ. Зато вскор одинокая жизнь въ глуши безъ близкихъ сосдей стала томить его.