Засекреченное будущее

Поляков: Все изменилось, так как идет целенаправленный разгром театра Дорониной. Но реально, влияет на процесс, по-моему, только Эдуард Бояков. Пускепалис — человек временный, а Прилепин — так, ручной буревестник… Меня сегодня часто спрашивают, какова будет судьба моих пьес на этой сцене. Не знаю. Ясного ответа пока не получил. Честно говоря, закрыть спектакли, собирающие циклопический зал, это как уволить сотрудника, выполняющего три нормы, чтобы он не огорчал офисных бездельников. Впрочем, возможно все. Скорее всего, спектакли снимут, а декорации утилизируют, ведь Бояков, хоть и с хоругвями, пришел именно зачищать русский реалистический театр. МХАТ сегодня переживает не только время и бремя перемен (это всегда тяжело), но и внутренний раскол творческого коллектива. Увы, это так. Надеюсь, разлад будет преодолен, но пока рулит Бояков, это невозможно.

«Культура»: Раскол серьезный, раз Вам даже пришлось писать письмо в защиту Татьяны Дорониной…

Поляков: Письма я не писал, но неоднократно говорил в эфире и в прессе, что с Дорониной поступили несправедливо. Хоть она и президент МХАТ, но ее связь с театром на сегодняшний день прервана. Очень жаль! Я сам некоторое время назад после шестнадцати лет работы оставил пост главного редактора «Литературной газеты», поэтому чувства Татьяны Васильевны, отдавшей театру тридцать лет, практически создавшей его на обломках расколовшейся труппы, мне вдвойне понятны.

«Культура»: Театр критиковали за консервативность, старомодность. Не согласны, что он нуждался в обновлении?

Поляков: Безусловно, нуждался, как и любой театр. Разве «Ленком» и «Современник» не нуждались в обновлении? МХАТ же, по-моему, прежде всего нуждался в организационно-технической помощи. Те, кто называл доронинский МХАТ малопосещаемым, просто там не были или сознательно врали. Я лично видел переаншлаги на «Чудаках», «Мастере и Маргарите», «Пигмалионе», «Вассе Железновой», «Ярмарке тщеславия», «Отцах и детях»… Да и мои спектакли «Контрольный выстрел» (в постановке покойного Станислава Говорухина), «Как боги…», «Особняк на Рублевке» публика тоже посещала охотно.

Теперь о старомодности. Смотря что с чем сравнивать. Если с нафталиновыми новаторами, донашивающими истлевшие кальсоны Мейерхольда, то я дико извиняюсь, как говаривал Райкин. Не известно еще, кто старомоднее. Старье и винтаж — не одно и то же! Речь идет о принципиально традиционном, я бы сказал, эталонном, базовом театре, необходимом любой национальной культуре, иначе теряется сам смысл новизны и утрачивается вектор новаторства. Разрушить базовый театр легко, а вот воссоздать, одумавшись, практически невозможно… И куда потом школьников да студентов водить? Туда, где Гамлет бродит по сцене в памперсах? Ну-ну… Надеюсь, Эдуард Бояков осознает уникальность театра, оказавшегося в его руках, растущих явно не оттуда, и понимает, что отвечать все равно придется. Во всяком случае, перед русской культурой.

«Культура»: Раз уж заговорили об уходе из «Литгазеты», почему это произошло?

Поляков: Усталость от патриотизма тех, кто определяет ныне российское информационное пространство, как-то совпала с моей усталостью от должности: 16 лет — не шутка, особенно, когда на тебе не только тренд да бренд, но и во многом бюджет. Но я ни о чем не жалею. Придя в 2001 году в ЛГ, мы вместе с единомышленниками из профилактория летаргических либералов превратили газету в острое, наступательное, консервативно-патриотическое издание, увеличив тираж в десять-пятнадцать раз. Но то, что было востребовано вначале путинской эпохи, сегодня оценивается иначе. Власть тоже устает от правды. И это заметно. Напомню, я был всего лишь приглашенным редактором, а не владельцем или обладателем контрольного пакета акций. Великий журналист Некрасов тоже расходился со своими издателями по идейным соображениям. В общем, я вернулся туда, где всегда чувствовал себя комфортно, за письменный стол.

«Культура»: Последствия не заставили себя ждать. Вскоре Вы выпустили сборник «Желание быть русским», вызвавший широкий резонанс.