Засекреченное будущее

— Да, там же, в Московском областном пединституте. Сначала я должен был защищаться по Валерию Брюсову, по которому в 1976-м защитил диплом. Но как раз в 1973 году широко отметили 100-летие вождя русского символизма, и диссертации по его творчеству пошли валом. Таким образом, лимит исчерпался. Профессор Анна Александровна Журавлева, помогавшая мне с первого курса, посоветовала сменить тему, обратиться к литературе Великой Отечественной войны. Я с детства очень любил военные стихи (курсовая у меня, кстати, была по Александру Межирову) и с радостью взялся за работу. А Георгия Суворова, поэта из Сибири, друга Леонида Мартынова, но писавшего под влиянием ленинградской школы, мне посоветовал взять в качестве объекта исследования заведующий кафедрой Михаил Васильевич Минокин — он сам был сибиряк и фронтовик. Суворов родился в Абакане, формировался в литературном Омске, а по сути был во многом продолжателем традиций гумилевского Цеха поэтов, его любил и поддерживал Николай Тихонов. И если бы он не погиб от шального осколка на льду реки Нарва в 1944 году, то стал бы одним из лучших советских поэтов — уровня Сергея Наровчатова, Николая Старшинова, Михаила Дудина, Семена Гудзенко, Давида Самойлова. О нем была моя кандидатская диссертация, но потом я филологией как наукой уже всерьез не занимался.

— Вы стали писать сами, и ваши первые книги были стихотворными сборниками?

— Писать стихи я начал классе в восьмом. Позже стал посылать стихи в журналы. Получил какие-то критические отзывы, а потом попал в литературное объединение при Московском горкоме комсомола и Московской писательской организации. Там преподавали Борис Слуцкий, Юрий Трифонов, Евгений Винокуров. Я был в семинаре у Вадима Сикорского, поэта и переводчика, который мне дал очень много. В 1980 году вышла первая моя книжка в «Молодой гвардии», которая называлась «Время прибытия». На следующий год в «Современнике» вышла вторая — «Разговор с другом». В 1981 году меня приняли в Союз писателей. Рекомендации мне дали замечательные поэты — Владимир Соколов, Константин Ваншенкин, Виктор Федотов. Преподавал я какое-то время в школе, Бауманском райкоме ВЛКСМ, потом перешел в газету «Московский литератор», плотно занялся литературой и журналистикой. Недолго работал в журнале «Смена», возглавлял отдел литературы и искусства, а затем после 15-летнего пребывания на «вольных хлебах» 16 лет руководил «Литературной газетой». Я был 33-м главным редактором и дольше меня этот пост занимал только Александр Чаковский.

— Ваши первые повести прозвучали в перестройку. Андрей Дементьев боролся, чтобы цензура разрешила опубликовать в журнале «Юность» «Сто дней до приказа», расскажите, как это было.

— Все журналы мою повесть сурово отвергли, Наталья Иванова, нынешняя пламенная либералка, служившая тогда в журнале «Знамя», вообще обвинила меня в антисоветской провокации. Взяла повесть только «Юность», но военная цензура все равно не пропускала. Тема «дедовщины» была под запретом. Но Дементьев продолжал бороться за публикацию «Ста дней» и победил. Кстати, и «ЧП районного масштаба» тоже цензура сначала не разрешала печатать, но потом вышло постановление партии о недостатках комсомола, и мне за «ЧП» даже дали премию Ленинского комсомола. Пока суд да дело, я сел за «Работу над ошибками», которая вышла в 1986 году уже без особых трудностей, хотя вызвала довольно серьезные споры, потому что о школе раньше так не писали. Несколько лет назад много спорили о сериале «Школа», но шума вокруг «Работы над ошибками» в середине 1980-х было гораздо больше. До сих пор книгу переиздают, недавно перевели на чешский язык. Я спрашивал в Чехии, почему вы выбрали эту книгу? А они отвечают: «Школа — вечная тема. Проблемы одни и те же. И еще нам хочется переводить книги, которые написаны хорошим русским языком. Мы приходим в отчаяние, на каком плохом языке написано то, что сейчас называется „современной русской литературой“. Стыдно переводить…»

— Вы один из самых издаваемых писателей, ваш ироничный стиль — часть вашей натуры?